И она уже не могла отвести взгляда от потемневшего лица своего бывшего любовника, мгновенно выхлестнувшего из себя такую волну ненависти, которая едва не сбила ее с ног.
Павел не желал более себя сдерживать; он сделал два шага вперед, руки, мгновенно выброшенные вперед, сомкнулись на ее горле прежде, чем она успела отшатнуться.
- Так это твоя работа? Твоя? - хрипло произнес он, приближая свое лицо едва не вплотную к Алисиному. Массажистка побелела, только после произнесенных слов ее пальцы сжали его запястья.
- Сима... будет со мной, - чуть слышно просипела она, чувствуя, что сорвать пальцы с горла не в силах. - Слышишь... со мной.
Он продолжал давить, но уже не столь сильно, воспользовавшись этим, она сумела ослабить хватку.
- Так значит, это ты подкинула мне эти бумаги, стерва? Решила разом двух зайцев убрать? И меня, и муженька ее придурочного. Всех в расход пустить.
Она не понимала его слов, но чувствовала, что пока Павел говорил, он слабел, каждое слово отнимало его силы; произнеся последние слова, Павел чуть разжал пальцы, и Алиса смогла сбросить его руки с шеи и отступить к незапертой двери.
- Мне плевать на ваши бумаги! - резко крикнула она, чувствуя боль в голосовых связках при каждом слове. - Мне плевать на ваши деньги, на связи, на богатство, на все плевать! Ты меня понял, дешевка Караевская?! Мне нужна Сима, а не то, что вы все нашли у нее в кошельке. Она одна, тебе это ясно? И никаких приложений, можете подавиться ими! Подавиться, понял?... Хотя этого ты никогда не поймешь.
Последнюю фразу она произнесла почти спокойно. И так же почти спокойно Павел достал из-за пояса пистолет и с маху ударил Алису по щеке. Ему оказалось проще ударить, чем прицелиться и нажать спусковой крючок.
Ствол "Вальтера" пришелся Алисе по виску. Удар отбросил массажистку к вешалке; вскинув руки, точно приветствуя множество собравшихся, она стукнулась лицом о стену и беспомощно съехала на пол. Руки опали и, бездвижные и ненужные, лежали на паркете ладонями кверху. Алиса как-то странно вздрогнула и, медленно отлепившись от стены, легла на пол, нелепо вывернув руки, точно не желала более ими пользоваться. Ее лицо, с медленно вспухавшим краснеющим шрамом, оказалось всего в нескольких сантиметрах от шлепанцев Павла.
Он невольно отступил, испугавшись, как бы она не коснулась щекою домашних тапочек, не испачкалась о них. Положив пистолет на тумбочку, он отошел и принялся ждать. Сам еще не понимая чего.
Лишь спустя минуту или более Павел решился опуститься перед ней на колени и коснуться пальцами щеки. Теплой гладкой щеки, над которой у виска вытянулась красноватая змейка шрама. Погладил молча пальцами и коснулся шеи. Легонько нажал, затем переместил пальцы и снова замер в ожидании.
И резко отдернул руку. Тело при этом осталось неподвижным, но стремительный жест едва не опрокинул самого Павла.
- Да что же это? - тихо произнес он, все так же на коленях подползая к тумбочке и доставая из ящика карманное зеркальце. Поднес к губам массажистки и внимательно следил, ожидая и вяло, тягостно надеясь, чувствуя, всю бессмысленность и безнадежность ожиданий, удостовериваясь в наступающем ужасе неизбежного. - Да что же?
Наконец, он отнял зеркальце. Хотел снова поднести, да вовремя одернул себя. И замер, по-прежнему держа ненужное зеркальце в руке.
Массажистка лежала спокойно, ее открытые глаза равнодушно смотрели в угол, на стоящий там женский зонт-трость, когда-то, в прошлой жизни, позабытый здесь Серафимой. Павел хотел закрыть их, но, коснувшись пальцами век, не смог себя заставить сделать задуманное. Рука не слушалась.
Он проследил глазами за взглядом массажистки, увидел позабытый зонтик, его подарок на прошедший Женский день и как-то неловко погладил Алису по щеке двумя пальцами, всякий раз боясь потревожить распухший шрам на виске, кровь на котором уже начала застывать.
- Она не придет больше, - тихо прошептал Павел, точно прося прощения. - Не придет.
После конца
Позже ему показалось, что в квартире он не один. Должно быть, и вправду кто-то пришел к нему, не поворачивая головы ко входу, не отрывая взгляда от лежащего перед ним тела, он услышал шаги. Поначалу робкие, затем по мере их приближения, все более уверенные и твердые.
Лишь когда шаги эти остановились пред ним, он поднял голову и обернулся. А затем протянул руку, пытаясь коснуться того, кто пришел.
Это ему удалось, подушечки пальцев коснулись теплой кожи ноги, скрытой под легкими колготками, почти незаметными в наступающих сумерках. Помедлив, он убрал руку, а затем коснулся снова. И ощутил ответное прикосновение пальцев.
Женщина возвышалась перед ним, в ее глазах он разглядел блестки зарождающихся слез.
- Это ты? - спросила она. Он кивнул. - Я знала. Поэтому и пришла.
Он потянул ее руку вниз, она присела на корточки, коленом коснувшись его локтя. Ему это напомнило что-то далекое, бесконечно далекое сейчас и отныне. Столь далекое, что воспоминания о нем кажутся картинками, виденными в глянцевых журналах, что продают порой на лотках близ станций метро предприимчивые молодые люди. Поблекшими от безнадежно прожитых времен картинками. Некогда ублажавшими взор, а потом приевшимися и заброшенными за ненадобностью в самый дальний угол пыльной, плохо проветриваемой памяти.
Он вспомнил и невольно поднял руку и положил ладонь ей на колено. Просто для того, чтобы вспомнить это промелькнувшее перед его взором ощущение, прочувствовать выхваченную из тлена памяти картинку, прежде чем снова расстаться с нею. Теперь, наверное, уже навсегда.
- Его нашли час назад, - продолжила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43