Серафима с видимым усилием сняла руки с руля. Сколько она просидела так - ей было неизвестно, час или всего минуту, можно было узнать, лишь взглянув на часы. Но часы показывали абстрактное время, сжимая его каждое мгновение, спрессовывая минуты в секунды, стирали часы в порошок мгновений, проходящих с утра до вечера; часами управляла все та же усталость, которая заботливо показывала, что все ее действия не более, чем суета сует, вечная суета, и до наступления времени возвращения Алексея она ничего сделать не успеет. Лучше не смотреть, не давать ей этого шанса.
- Закрыть за вами, Серафима Андреевна?
Серафима вздрогнула. Нет, просто Соня вышла на улицу, выбросить мусор.
Машина, дернувшись, тронулась с места, направляясь к воротам; неожиданно Серафима вспомнила, как утром, спеша насколько возможно, в них протискивалась Вероника, интересно, она поцарапала крыло или нет?
Ее "ниссан" выбрался в проулок, не торопясь, развернулся и двинулся к магистрали. Тряская дорога не позволяла расслабиться, это было главное. Не дать придти усталости до тех пор, пока она не прибудет на место.
Перед выездом она звонила Алисе, своей массажистке. Разумеется, она с радостью готова была ее принять. "Конечно, Серафима Андреевна, приезжайте, сделаем тонизирующий массаж как всегда, мы очень рады вас видеть". Алиса была одна, но она всегда говорила о себе со всеми клиентами во множественном числе, должно быть, репутация обязывала. Серафима сразу сказала, что чувствует себя неважно, вот и решила обратиться к ней, как к последнему средству; не забыть бы перед уходом повторить эти слова. Люди, оказывающие услуги, очень ценят подобные фразы, особенно от подобных клиентов.
Но до квартиры Алисы она доехала совершенно разбитой. Как чувствовала, что будет что-то подобное.
Некстати позвонил Павел. Сказал, что у него все готово, его любимое словцо "на мази". Все идет по его плану. Пускай не волнуется и ждет, когда операция завершится.
И усталость вернулась на привычное место. Она даже была вынуждена остановить машину и слушать его слова молча, всматриваясь пустыми глазами в горящий светофор в десятке метров ниже по улице.
И еще он сказал, что любит ее.
И еще....
Она едва не расплакалась от ощущения навалившегося бессилия. И снова сидела, вцепившись в руль и пытаясь заставить себя забыть разговор. Вернуться в норму, насколько норма возможна для нее. Выйти из машины или же заставить себя выжать сцепление, переключить рычаг на первую передачу, тронуться с места.
Действовать, действовать, не думать ни о чем, забыть и действовать. Иначе....
Она со всхлипом, вырвавшимся откуда-то из самых глубин души, нажала педаль газа, вырулила на мостовую. Двинулась вниз по улице. Каждое движение давалось с таким трудом, что через мгновение глаза стал заливать пот, она плакала, стонала и кусала губы, понукая себя следить за дорогой и поворачивать руль из стороны в сторону, выбирать путь и переключать рычаг коробки скоростей. Едва не врезалась в стоявшую на светофоре "девятку", заставив себя затормозить в последний момент. А потом едва заставила тронуться с места, - мотор заглох, - и она готова была уже бросить машину, выйти и упасть на холодный асфальт.
Но потом постепенно она расходилась. Добравшись до Алисиной квартиры, Серафима почувствовала себя немного лучше, может быть, оттого, что спешить уже никуда не надо.
Если бы не звонок Павла.... Он точно нарочно выбрал время, чтобы рассказать ей о своих свершениях. Успокоить. Сообщить о том, что ничего изменить уже невозможно. Механизм запущен, обратного хода ему не будет, разве досадная случайность, одна на миллион, та самая случайность, что всегда стояла и стоит на ее пути, разве что она неожиданно вмешается и вернет все на круги своя.
Но Серафима знала, что не вмешается и не вернет. Так было всегда, так и будет в этот раз, недаром ее вчерашние предчувствие столь решительно воспротивилось против намеченной, и раз уже откладываемой, операции. Недаром она попыталась предотвратить неизбежное... пыталась и не смогла. Звонок Павла - вот она, та самая случайность, одна на миллион в действии он разрушил все ее построения махом.
И ей снова придется действовать самой. В одиночку, без обычной помощи, без обязательных, жизненно необходимых посредников, без всего и всех. Так, как действовал бы Павел, будь он на ее месте, свою независимость он всегда ставил на первое место, не всегда получалось, но все же. Так действовал бы Алексей, рожденный свободным. Так действовал и ее отец, прежде, в недавние времена, когда он еще мог обходиться без посредников в любом деле, когда не был прикован к инвалидной коляске и всякое действие неизменно проводил в жизнь в одиночку.
Она же так поступать почти никогда не смела; да и ни к чему было, воспитание, данное ей жизнью, заключалось как раз в противоположном. Воспитание, сходное с тем, что получил Павел, хоть в этом они немного схожи, в том, в чем никогда уже не признаются друг другу. Несвобода объединила их - за те пять лет, что они провели вместе, несвобода стала их второй родиной - несвобода же и разлучила.
Она вышла за Алексея, оставив истинным своим мужем Павла, если к Серафиминой жизни вообще применима такая приставка, как муж. Брак для нее стал испытанием... на прочность или на верность, трудно сказать с определенностью. Но то, что испытанием, - несомненно.
Потому то, она так и не смогла ответить своему отражению в зеркале на закономерный вопрос о любви. Она не выдержала испытания, конечно, за пять лет можно придти и не только к такому простому выводу, но ей не требовалось большего, пока не требовалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43