-- Проверяйте, я пока свяжусь с Первым и доложу обстановку.
-- Пилот и 378-й остаются здесь и делают пробный круг над площадкой, остальные к развалинам.
Десантники медленно потянулись наружу, всем страшно не хотелось покидать островок родного корабля. Диск светила приблизился к горизонту вплотную, но жара не спала. Напротив, раскаленные за светлое время суток, строения теперь отдавали накопленный за день жар и не несли как раньше немного прохлады.
Двигатели авиетки взревели, выбросив назад два пучка белого огня. Авиетка медленно тронулась с места и, пробежав немного, тяжело, словно нехотя, оторвалась от земли. Потом пламя исчезло. Совсем. В гробовой тишине аппарат замедлил скорость, и плашмя, шлепнулся на торчащие конструкции. Вверх взметнулись искореженные осколки, огонь и дым. С запаздыванием на долю секунды долетел грохот взрыва.
Я бессильно опустился на желтую пыль, грохнув по ней кулаком. Неописуемое отчаяние охватило меня. Да, я спас остальных, не разрешив одновременный взлет, но зачем? Нам никогда не взлететь с проклятой планеты, постепенно становилось понятным, почему не возвращались назад десантные группы остальных кораблей.
-- Радисты, связь с базой.
-- Но... передатчики остались на авиетке...
-- Вот мы и допрыгались,-- я поднялся, вся группа в отчаянной надежде смотрела на меня. А кто я для них? Чужак? Впрочем, наверное, нет, сейчас они верят в меня, надеются и я должен принимать решение.
Итак, нас осталось тридцать, тридцать из пятидесяти, высадившихся на адскую планету. Сколько сможет вернуться? Наверное, никто. Корабль вряд ли пришлет еще одну авиетку, это запрещалось инструкцией, а они всегда четко выполняют приказы и инструкции, техника безопасности полетов у них записана кровью. Мы все прекрасно понимали, что обречены. Некоторые погибнут раньше, другие позже, нам никогда не взлететь да и куда взлетать? Будь у нас хоть сто авиеток, если ни одна из них не способна подняться, превращаясь в ржавую труху или груду обломков.
-- Армян. Твои соображения?
-- Соображения? Но разве ты послушаешься их?-- Он тяжело присел рядом, положив пулемет дулом на мягкую пыль.-- Впрочем, я могу сказать. Я бы разнес к черту часть этих нагромождений, оставив от них то, что мы оставили на лихтере кронов. Тогда бы мы получили коридор, свободный от залов, спиралей и прочей дребедени и могли бы попытаться выйти на равнину.
-- А дальше?
-- Понимаешь, я не сомневаюсь, нам придется долго быть на планете и, значит, придется что-то кушать, пить и искать новые развлечения.
-- С меня и этих хватит по горло, к тому же равнина пуста.
-- Пуста сверху, мы ведь не бродили по ней пешком.
-- Ты хочешь побродить?
-- Я не против, все равно ничего другого нам не остается. Потом мы видели с авиетки воду. При жесткой экономии пищи нам хватит на месяц, а вот воды... Она кончится через пару суток, вот тогда нам придется покувыркаться, сам понимаешь.
-- О'кей,-- я поднялся и посмотрел на горизонт. Звезда Н-З скрылась за его кромкой, небо стало фиолетовым и лишь около зашедшего светила еще отдавало голубизной. Душная ночь постепенно овладевала чужим таинственным миром. По примерным расчетам она продлится немногим более 60 часов, планета вращается довольно медленно. Я отдаю группе последние приказания, выставляю часовых и с чувством невыносимой тоски ложусь на теплую сыпучую пыль. Ночь, что она принесет нашей группе, каким окажется чужой рассвет? Сон неумолимо сковывает веки, пыльный воздух сочится в сухие легкие, горло дерет от жажды. Все становится безразличным, далеким и ненужным и вскоре полнейшая темнота окружает горсточку обреченных людей. Обреченных, но не потерявших веры в своего командира.
Океан черных потерь, я сразится с тобой не смею.
Океан черных потерь, ты приносишь беду и смерть.
Океан черных потерь, мне бы выйти на желтый берег.
Даже небо и то, с каждым днем над тобой черней!
Легкий толчок в плечо будит меня. Рядом на корточках сидит Армян и дымит своей вечной сигаретой, когда-нибудь я напишу диссертацию на тему, как курить пятьсот лет и не сдохнуть. Он словно предчувствовал, сколько нам придется торчать на планете, его контейнер до отказа забит этой никотиновой гадостью. На небе горят яркие звезды, душный воздух заполняет легкие, все по-прежнему, ничего не изменилось.
-- Хватит спать. Маэстро. Пора двигать, люди отдохнули восемь часов, нам некогда разлеживаться, вода тает.
-- А часовые?
-- Они спали по четыре часа, им хватит, поднимай группу.
Я не спеша встаю и потягиваюсь. Поболтав флягой и прислушавшись к слабому плеску жидкости, делаю большой глоток. Воды действительно мало. Мы с Армяном быстро поднимаем всю группу. За время сна никто не исчез, ничего не случилось. Часовые настороженно шарят прожекторами по близким нагромождениям развалин, не отвлекаясь на нас. Все молча и безропотно поднимаются на ноги, как я делают несколько глотков и строятся по пятеркам. Теперь их пять, часовые продолжают нести службу.
По моему приказу шесть человек с гравитопулеметами выходят вперед, трое становятся на колено, трое в полный рост. Дула пулеметов направлены в сторону, где линия завалов наиболее тонка, где ближе всего выход на открытое пространство. По команде они одновременно делают залп. Со скрежетом разлетаются изуродованные силой гравитации обломки, с грохотом падая вниз. Следом звучит довершающий залп из моего комплекса. В свете прожекторов туча пыли, сквозь ее плотную пелену мы не в силах разглядеть, что творится дальше, но понимаем, что часть прохода обозначена.
-- Внимание!-- обращаюсь я ко всей группе,-- мы уничтожили часть строений и видимо спирали, которые там существовали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65