С юга подул сильный ветер. Зашумели верболозы на склонах. Надвигалась снова гроза.
- Пойдемте, - позвал юноша. - Вскоре из Киева вернется наш воспитатель, что-нибудь придумаем. Расскажете о прошлом, нам будет очень интересно...
Василий не ответил.
Коля пожал плечами, оглянулся. Возле интерната появилась машина с учениками и учителями, которые с утра уехали на экскурсию в Киев. Вот хорошо! Они помогут управиться с этим воскресшим анахронизмом.
- Приехали наши, пойдемте к ним.
- Я хочу побыть в одиночестве, - глухо ответил Василии. - Болит мое сердце. Дан отдохнуть...
- Ну хорошо, - смущенно молвил юноша. - Посидите. А я позову учителя.
Парень побежал к школе. Из темной тучи внезапно полил дождь. Коля вскочил в коридор главного корпуса, туда уже заходили веселые ученики. За ними появился на пороге воспитатель Максим Иванович, широкоплечий, с казацкими усами. Увидев Колю, тряхнул русыми кудрями, подмигнул.
- Ну что? - загремел он. - Выиграл или проиграл? Что-нибудь откопал?
- Максим Иванович, я откопал человека. Старый-престарый. Мы с фельдшером его отмыли, одели в чистое. Фельдшер побежал в больницу, а я... кое-что объяснял ему, расспрашивал. А теперь он там, под грозою, на круче. Какой-то странный. Ну, понимаете - целый век в анабиозе!..
- Ты не болен? - неуверенно спросил учитель. - А? И щеки горят...
- Да не шутите! Бежим! - воскликнул юноша. - А то кто знает, что он натворит?
- Тогда - за мною! - скомандовал учитель. - Не все. Ты, Коля, и еще Володя, Нина!
Они выскочили под ливень. Прикрываясь плащами, побежали к склонам.
- Исчез! Ага, следы ведут вниз. К Днепру...
- Вперед! - крикнул Максим Иванович.
Они начали спускаться. Дождь слепил глаза, под ногами звенели ручейки, в долинке грозно пенился мутный поток.
Следы Василия вели к берегу. Вот уже видно его мокрую, согнутую фигуру. Воскресший протягивал руки к небу, стонал:
- Девочка с серыми очами... Где ты? Почему я не послушал тебя? Родная моя! Радостная моя! "Выучусь... буду спасать людей..." А я... душу спасал. И погубил ее. Господи, почто так тяжко наказываешь? Почто так поздно я прозрел?
Коля прикоснулся к его плечу.
- Не печальтесь. Все обойдется. С вами люди...
Василий поднял лицо. По щекам текли слезы.
- Вот он - Страшный Суд, - горько сказал воскресший. - Я нес его в себе... в душе своей...
Григор встретился с Василием в садовой сторожке. Пришелец из прошлого остро из-под серых бровей взглянул на гостя. Вероятно, ему понравилось открытое лицо парня, потому что в глазах его мелькнула добрая улыбка, возле уст появилась страдальческая морщинка.
- Интересно? - спросил лукаво. - Будто на медведя приходите поглазеть?
- Нет, нет, - смутился Бова. - У меня весьма серьезное дело. Быть может, вам оно будет по душе.
- По душе? - вздохнул Василий, покачивая головой. - Теперь мне на душу уже ничто не ложится. Отравлена она...
- Почему же? - удивился Григор. - Чистая работа, вас тут любят.
- На готовое пришел, - грустно ответил садовник, - Рук не приложил. Тишина, покой. А там, откуда я бежал... Там было тяжко, темно, неуютно. Там надо было мне жить... чтобы сотворить вам лучшую жизнь...
- Понимаю вас, - искренне сказал Бова. - Это... будто грусть по родным, по краю, где родился. Люди едут в далекие края, там приятно, хорошо, сытно, и все же... тянет к своим, к родной обители, и сердце плачет, стонет, разрывается. Ностальгия называется...
- Ой, так, так! - простонал Василий, и в его глазах сверкнула слеза. Тоскует сердце, иногда умереть хочется, чтобы не мучиться. Выйду к деревьям, взгляну на небо, немного успокоюсь. А ночью снится девчоночка...
- Какая девчоночка?
- А такая... маленькая, худенькая. С глазами серыми...
- Мне рассказывал Коля. Вы ее встретили тогда... когда плыли сюда...
- Снится она. И так доверчиво говорит мне: "Выучусь на дохтура, людей буду спасать..."
- У вас весьма добрая душа, - растроганно отозвался Бова. - Все, что с вами случилось... это - как сновидение, пена жизни. Разве вы виноваты, что попали тогда в монастырь? Ведь вас научили так размышлять, чувствовать...
- Виноват! - остро возразил Василий. - Не утешай меня, парень. Человек не деревяшка, которую можно поставить и так и эдак. Имею живую душу, сердце. Надо крепко задумываться, голова-то зачем дадена? Захотел спасаться, а погиб! Почему? Да потому, что себя хотел спасти. А Господь сказал: "Кто любит душу свою - тот погубит ее". Вот как! Отделил себя от своих, от времени своего, словно руку или ногу от живого тела. Что рука без тела? Так, прах! Червям на съедение. Да что я тебе боли свои изливаю? Не надо о том. Вот - угощайся. Яблочки в этом году - на диво. Цыганка. Попробуй. Твердое яблоко, вроде бы даже дикое, а имеет большую силу. Держится и год, и два, кто умеет хранить.
Бова ел яблоки, нюхал ароматные груши, хвалил, а садовник сидел у окна и печально смотрел вдаль, где в осенней бледно-голубой мгле красовались многоцветные кручи над Днепром.
- А я вам кое-что привез, - сказал Григор. - Узнаете?
Он положил на стол старый пожелтевший свиток. Василий склонился над ним. И вдруг отшатнулся, словно ужаленный змеей. С удивлением взглянул на Бову.
- Свят, свят! Где взял?
- В монастыре, - довольно сказал Григор. - Весьма интересные записи. Если бы не они, мы бы и не встретились...
- Интересные? Вы смеетесь? Бред, горячка. Это сумасшествие и привело меня к погибели.
- Почему бред? - растерялся Григор. - Разве не было того, о чем вы описываете?
- Что? О чем ты спрашиваешь?
- Огненный вихрь. Какие-то странные существа. Появление девушки... Гали Куренной?
- Было, было, - пробормотал Василий. - Да ведь не диавол то. Мне ученики здесь объяснили, понарассказывали всяких.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134