Все наше село плавало. Килов - слыхали? Тут, на левом берегу, видите? Так мой тато многих спасал. Душ десять спас. А тогда перевернулся с челном. И утоп. Сам себя не спас, - горестно закончила она.
Помолчав еще немного, всплакнула.
- А мама простудилась. И умерла. И теперь я сама. Где-то в Витачеве дядько. Пойду к нему. Может, в школу отдаст. А нет - в Киев доберусь. В богадельню... или в патронат. Старые люди говорили, что могут меня подобрать. Выучусь на дохтура, буду спасать людей. Чтоб не умирали...
Василий слушал тот детский лепет, угрюмо глядя над головою девочки на быстро приближающуюся кручу. "Спасал людей, сам себя не спас". В тех немудреных словах Василию снова показался укор, хитрый капкан лукавого, попытка вернуть снова к состраданию, горю людскому, к их ежедневной муке. Нет, нет! Не бывать этому! Пусть сами решают свои запутанные судьбы, пусть смеются и горюют, ему нет дела до этого обреченного мира!
Челнок ткнулся в глинистую кручу. Девчонка соскочила на берег, поблагодарила. И побежала вверх по тропинке.
Василий еще проплыл около версты. Остановился. Осмотрел место. Именно здесь. Солнце на закате, он успеет до темноты. Никого не видать, никто не помешает.
Монах вытащил из-под сена мешок с причиндалами, ведро. Взял топор, рубанул днище челнока. Забулькала вода, ударила фонтанчиком. Челнок начал погружаться, стремнина потащила его в водоворот.
Забросив мешок на плечи и захватив ведро, он зашагал по берегу. Внимательно поглядывал вокруг, выискивая только ему известные приметы. Остановился в глубоком ущелье, под кустом акации. Недалеко журчал ручеек. Среди почерневших зарослей прошлогоднего бурьяна Василий разыскал кучку кирпича. Рядом темнело отверстие, монах полез туда, вдохнул прохладный сухой воздух убежища, облегченно вздохнул. Слава Богу, все хорошо, все на месте. В глубине пещеры лежит кучка сена, это его последняя постель.
Вылез наружу. Постоял немного. На Левобережье синяя полоса лесов темнела, насыщалась таинственным сумраком. Днепр катил свои могучие воды. Монах вдохнул весенний воздух полной грудью, прошептал:
- Суета сует! Господи, благослови!
Он взял ведро, зачерпнул из ручейка воды, налил в маленькую ямку возле пещеры, накидал туда глины. Размешал. Когда раствор был готов, набрал его в ведро. Пролез в отверстие, пододвинул к себе кирпич. И начал возводить стенку. Накладывал раствор на кирпич, крепко прижимал, подбивал, чтобы ложилось ровно. Василий ничего не делал абы как.
Вскоре стенка закрыла почти все отверстие. Осталось положить два-три кирпича. Сквозь тот последний проход к грешному миру внезапно послышалось чириканье. Василий выглянул. На акации сидел воробей, черным оком посматривал на монаха, удивлялся. И в его чириканье слышался бодрый зов: "
Выходи! Выходи! Выходи!"
- Не обманешь, брат, - прошептал монах. - Нет дураков. Сгинь, диавольское семя!
Положил последние кирпичи.
Стало темно. Нащупав котомку, он вытащил свечу. Чиркнул спичку. Желтый огонек неверным светом озарил небольшую, вырытую в сухой глине келейку.
Поставив свечу на перевернутое ведро, он сел на сено, раскрыл Новый Завет. Начал читать Апокалипсис. Тишина убаюкивала, хотелось спать. Он уже не вникал в смысл видений и пророчеств, о коих читал в Евангелии. Зевнул, перекрестился.
Затем испугался: вдруг найдут кирпичную кладку? Раскроют, вытащат на Божий свет.
Не может быть! Бог поможет. Успокоился. Над отверстием нависает глина. Пойдут дожди, завалит. Никто не разыщет. Бог сохранит его до Страшного Суда.
Погасил свечу. Положил Евангелие на грудь себе. Взял в руки четки. Повторял древнюю формулу, откладывая каждый раз один шарик на четках:
- Господи, помилуй мя, грешного! Господи, помилуй мя, грешного!
Немного погодя ему надоело это делать. Он только повторял слова, смежив веки. Сознание плыло на волнах, желтые и зеленые круги расплывались в волшебном цветистом просторе.
Ему вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха, наполнить грудь ветром, грозою, услышать пенье жаворонка, захотелось снова взглянуть в серые глаза худенькой девчонки, принять в душу ее дрожащий голосок. Но желанье те были будто во сне. Руки лежали недвижимы на груди, ноги наливались свинцом. Надвигалась тьмы...
Бам, бам! Ударил колокол! Неужели Страшный Суд? Так быстро?
Эхо звона затихает, удаляется. Уходит в безмерность. Сердце останавливается. Не слышно его ударов.
Наступает ночь. Вечная ночь...
Коля вытер с лица пот, обеспокоенно оглянулся. Кое-где в небе начали появляться прозрачные облачка. Парило. Вероятно, будет гроза. Надо спешить. Если не откопать странной кирпичной стенки до грозы, вода понесет верхнюю глину вниз, и тогда - прощай таинственное подземелье! На нем снова будет добрая сотня тонн грунта.
Только вчера парень наткнулся на это место. Недавний дождь вырыл ров на склонах днепровских, там, где школа сажала верболозы. Учитель послал Колю, чтобы посмотреть, сколько новых саженцев надо. И вот такая неожиданность. Вода смыла грунт вместе с лозами. А под ними оказалась кирпичная кладка.
Коля интересовался археологией. Издавна мечтал о подземельях, где можно отыскать пожелтевшие манускрипты, оружие или орудия труда каменного века. А тут вот такой случай. Парень ожидал учителя естествознания, но тот куда-то уехал. И надолго. Решил начинать раскопки самостоятельно. Попросил Васю Гриба, чтобы тот помог. Но товарищ отказался. Сказал, что читает новый детектив, где страшно ловкие шпионы, и что это несравненно интереснее, нежели рыться в каких-то древних погребах. Может быть, там стояли бочки с квашеною капустой, велика находка!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134