Я молилась.
Даже находясь среди других женщин, принадлежащих Семьям, например, во
время трапезы, я оставалась одинокой - нас всегда разделяла дистанция. Я
не могла никому доверять, ни с кем я не могла говорить, поделиться своими
страхами, рассказать о сыне, которого я ждала. Вокруг не было никого, кто
помог бы мне разобраться в своих чувствах, выйти из состояния
неуверенности и неопределенности.
Быть может, Карну стало безразлично, смогу ли я дать ему наследника?
И все из-за долгого ожидания по моей вине? Нет, не может быть. Дом
Халарека значит для него слишком много. Винит ли он все еще меня в смерти
Джемми? Все еще ненавидит меня? Все еще любит? Круг за кругом - и нет
выхода из этой карусели вопросов и сомнений, начало и конец которой в
депрессии и отчаянии.
На случай, если что-то помешало моему письму дойти по адресу, я
заставила себя попробовать вновь. И опять, и опять. В ответ - ни слова.
Захваченная этим водоворотом вопросов, сомнений и отчаяния, я еще больше
ограничила свое общение с другими женщинами. Я не снимала капюшона даже во
время еды. Я часами бродила по крепостным стенам, вглядываясь в иссушенные
равнины, отделявшие меня от дома. Над этими равнинами пронеслось лето и,
заглянув в маленький садик обители, отправилось дальше к северу. Солдаты
Харлана в зеленой форме установили "защитную" зону вокруг крепостных стен.
Я гадала, то ли у них было на это разрешение Совета, то ли Ричарда больше
не интересовало мнение этого органа.
Порой я слышала, как в трапезной обсуждался ход войны. Владения Друмы
были полностью в руках Ричарда (в действительности, в руках Одоннела, но
это, в конце концов, одно и то же). Дом Харлана теснил Дом Халарека
километр за километром, гектар за гектаром. В многочисленных наступлениях
и контрнаступлениях Онтар неоднократно попадал в осаду. Но я знала, что
все это никак не могло повлиять на почту. Вся почта переправлялась
Гильдией, а Гильдию не беспокоил никто.
Я все больше убеждалась в том, что Карн просто не хочет общаться со
мной, и эта уверенность породила во мне глубокую горечь. Я ведь так была
уверена, что он любит меня, и что наша любовь может справиться с любыми
бедами. Я была одинока, покинута. Единственным свидетельством того, что я
была любима, остался мой ребенок.
Когда листья нашего садика начали желтеть, я, тщательно подбирая
слова, составила послание Первому Коммерсанту Тремо. Потом по-фрувански,
медленно и внятно для чужеземца, прочла его перед рекордером.
- Я не могу связаться со своим лордом. Не знаю, действительно ли
таково его желание. Следует ли мне обратиться за помощью извне?
Несомненно, ваши связи и связи моего отца могли бы спасти его. Если вы
сочтете это стоящей идеей, не поможете ли вы мне.
Я щелкнула выключателем и задумалась. Мне необходимо было знать.
- Я хочу знать правду, Сэм, какова бы она ни была. Если Карн должен
погибнуть, или погибнуть только для меня... - Я не могла продолжать в том
же духе. Добавив в конце: - Передайте ему, что я люблю его, - я перемотала
запись, запечатала пакет, надписала адрес и бросила в почтовый контейнер.
Неделю спустя одна из младших дьяконесс постучала в мою дверь и
просунула голову в дверь.
- Простите, что беспокою вас, но аббатиса Альба хочет с вами
поговорить.
Альба встретила меня у двери своего кабинета.
- Здесь был человек Гильдии и хотел повидать вас. - Должно быть, она
заметила, какой радостью для меня оказалась эта новость - это значило, что
наконец-то мой крик достиг чьих-то ушей. Аббатиса нахмурилась и строго
продолжала: - Я, конечно же, не могла ему позволить говорить с вами и
отослала его.
Я в ярости повернулась, чтобы уйти, но аббатиса остановила меня,
положив руку мне на плечо.
- Он сказал, что дело неотложное и касается моего племянника, поэтому
я разрешила ему оставить вот это, - она вложила мне в руку кассету с
лентой. - Я надеюсь, что это добрые вести.
Мягкость последних слов аббатисы удивила меня, да, кажется, и ее
тоже. Она резко повернулась и исчезла в своем кабинете, плотно притворив
дверь за собой.
Лента содержала очень мало новостей. Сэму не позволили проникнуть в
Онтар, откуда не доходили даже слухи.
"Ларга, я сделал все, что мог. Я переслал ваше письмо в поместье с
Вейсманом. Его блокировали в городе во время последней осады, и ему
пришлось укрыться в помещении Гильдии. Он поклялся любовью к своему лорду,
что проберется в Онтар. Когда Харлана на несколько часов отбросили, он
направился туда".
Пришел рождественский пост с дождями и морозом. С каждым днем
усиливалось во мне чувство горечи, а мысли становились все более и более
злыми. Меня снова предали. Он использовал меня. Мужчины, которых я
встречала в своей жизни, говорили себе, - пусть она думает, что я люблю
ее, - и принимались убеждать меня в этом. И я верила им. Ланс теперь
богат, как он и мечтал об этом всегда. У Карна будет сын, которого он
хотел. Теперь меня уже дважды одурачили. Хуже, чем дважды, потому что Карн
никогда не притворялся, что верит в любовь между мужчиной и женщиной. А
если вспомнить; то он несколько раз говорил о такой любви, как о чем-то
скверном. Каждый раз цепочка горьких мыслей кончалась одним и тем же -
почему же я не могу перестать его любить? Я разлюбила Ланса - почему я
продолжаю себя мучить?
Мои дни сменяли друг друга так же однообразно, как дождевые капли на
стекле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92