Мне оставалось взирать лишь на ее дерзко покачивающиеся бедра.
- Почему же Зайцеву?..-все же не выдержал я. Приостановилась, повернула слегка голову:
- Видимо, потому что он-и. о. ... Филин загорает в Ливадии. Всего доброго. Слагаю свои полномочия, - Наклонилась, взяла тряпку, бросила.Подотрите за собой. Наследили.- И исчезла, легко притворив дверь.
"Здесь витала тень Лео и Констанцы".
Я впервые с такой отчетливостью осознал, что ведь Констанца - сестра Лео. Что именно она познакомила меня с ним, то есть даже не познакомила, а как-то странно подтолкнула меня к нему. И совсем уж нелепые мысли лезли в голову, в которых я никому бы не хотел признаться: я плохо подумал об Иване Федоровиче и о всей этой затее с назначением меня зам. нач. ОКСа и "лесной лабораторией".
Мне показалось, что Лика вполне искренне обрадовалась мне, когда я нагрянул через неделю, хотя холодок какого-то недоумения царил между нами. Обижаться, конечно, надо было бы мне, а не ей. Правда, она позвонила мне в Пещеры на следующий же день после моего триумфального возвращения из мест не столь отдаленных, но лишь затем, чтобы сказать мне, что я мог бы и позвонить ей "оттуда", что она всю ночь не спала и что на генеральную репетицию ей пришлось идти с головной болью. Я ей ответил примиряющей шуткой, что-то вроде:
"Ну вот, с больной головы на здоровую". Это ее совсем разобидело, и она, крикнув, что ей надоели эти спектакли на публику со всякими крылатыми крысами, повесила трубку, моя же истерически запищала в моей руке... Да, встретила она меня радостно, подскакивая на одной ножке, размахивая соскочившей с ноги туфлей, хотя и настороженно, чуть отстранясь, будто я был все же слегка зачумлен и чем-то даже опасен. По комнате ходила, выдерживая некоторую дистанцию. На другого мужчину это, может быть, действовало бы разжигающе, но не на меня.
Я тоже стал описывать какие-то ведьмины круги...
Боязнь разлада все чаще влекла меня вечерами домой, и я приезжал с последним поездом. Просыпаясь ночью, я замечал, что она сидит, подобрав колени к подбородку, и тревожно разглядывает меня. Я спрашивал: "Что ты?" Она гладила меня по голове и говорила: "Так". И вздыхала. Прощалась со мной, что ли?.. Я чувствовал, что она все отдаляется и отдаляется от меня, но словно бы и терять меня не хочет. К тому же я все отчетливее понимал, что она чем дальше, тем больше ищет во мне не то, что сближает нас, а то, что отдаляет: так ей было легче, видимо.
- Неужели ты думаешь, что я не хочу тебе удачи?.- Она гладила меня по плечу.
- Ошибки в науке, тупиковые ситуации-те же удачи, - злился я.
- Может быть. Но если вся твоя жизнь будет только ошибкой? Тупиком?
- Пусть.
И все же я взбунтовался. Тогда-то, кажется, у меня и появилась мысль "записать себя", записать и небрежно подарить ей пластинку со своим "Я" подарить как нечто совершенно незначащее, как какой-нибудь твиг.
Да, я хорошо помню, как зародилось у меня желание преподнести ей такой подарок. Но, собственно, игра самолюбия была лишь толчком. Мне не давали покоя мои пенорожденные твари. Естественно, я обратился опять к голографии... Запечатлевшись в застывших волнах дифракционной решетки биоколлоида, как бы ждущей лишь того, чтобы на нее был направлен луч лазера-проявителя, я всю эту "композицию" записал затем на пластинку из прочнейшего металла, который боится разве только плавиковой кислоты.
Потом уже в одной из прибрежных пещер, простирающихся под насыпью недостроенной железной дороги, неподалеку от своей "лесной лаборатории", поставил семь сосудов-для надежности семь-с биоплазмой и лазеры с радиоприемниками в крутящемся карабине.
Вообще все можно было бы сделать проще: запечатлеть себя "негативно" во всех этих параллелепипедах, a когда потребуется, нажать кнопку-пустить опорный луч в один из чанов-для проявки и материализации, но я боялся, что дифракционная сетка со временем может потускнеть и вместо меня явится какой-нибудь хиляк, Может быть в черно-белом варианте, или вообще никто не явится. В пластинке мне казалось надежнее. Впрочем, я, наверно, хитрил сам перед собой. Очень уж мне хотелось преподнести эту пластинку как сувенир, как нечто вещественное.
Значит, я в конце концов подарил ее Лике.
И вот теперь явился этот "Я"! Возникший из биомагмы, точный дубликат прежнего своего "Я"-со всеми потрохами, с умом, чувствами, знаниями, всем опытом своей жизни.
"Я", не знающий, куда идти, куда ехать, где найти пристанище, где преклонить голову...
Теперь оставался только вычислительный центр. Кот.
Хотя Дим с ним так и не сблизился и их связывали только деловые отношения, но именно эта нейтральность (если она сохранилась) и была сейчас нужнее всего.
Кота на месте не оказалось.
Дим шел, по-прежнему обтекаемый толпой, и навстречу ему струился поток лиц. Внезапно что-то кольнуло его-взгляд, улыбка, жест... Знакомое что-то. Так и не поняв-что, он подумал: "очень знакомое", как будто он сам шел навстречу себе. Дим оглянулся, но тот человек уже исчез в водовороте голов. "Что, если жив я-тот! Что, если я не умер? Что, если НАС, совсем одинаковых, оказалось двое-похожих до последнего атома?.. Двоеразъятых лишь в пространстве? Я здесь, он-там, в нескольких шагах от меня. Когда я один я есть я, умерший и воскресший, но когда появляется еще один такой же-то я уже не есть я? Как валет на игральной карте. И чтобы кому-то из нас стать Вадимом Алексеевичем, другому из нас надо умереть? Значит, если есть тот;я мог и не возникать вообще? Значит, рождение совсем подобного-это еще не рождение того же самого?" Это было непонятно-как непонятна бесконечность пространства, и холодило сердце тоской безысходности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35