Да, она была и та и не та, даже, скорее, не та, которую я все время ждал и видел.
Заметив мое колебание, она выпрямилась. Брови ее вспорхнули, а в глазах блеснуло настороженное отчуждение. Ожидая, она стояла, напряженная как струна,- в дорожных вельветовых брюках, в белом свитере. Но я был уже возле нее. Взял чемодан.
- Вы даже не ответили мне. Я ведь спросила вас?..- Она сказала это сдержанно, слишком сдержанно.
- Простите, я вас видел во сне и думал, что это все сон... и вы-пришли ко мне во сне.
Лика устало улыбнулась и расслабленно плюхнулась на диван. По-птичьи наклонив голову, смотрела на меня с горячим любопытством, в котором сквозило недоверие и непонимание: что я такое?
Кинув пальто на спинку стула, Лика заговорила так, будто мы только что прервали наш разговор:
- Я читала у Джонатана Свифта - про бессмертных струльдбругов. Дряхлые, жалкие старики. Не позавидуешь.
Я не слушал ее слов, то есть слышал, но мне было как-то неважно, что она говорила. Я смотрел на нее,- она была здесь, и это само по себе было невероятно. У меня был какой-то шок - шок неправдоподобия.
- Вы опять не слушаете меня, как будто я стул.
- Да...
- Что-да? Я спрашиваю вас-зачем бессмертие, если бы даже оно было, развалинам, уродам, старухам?
Очевидно, всю дорогу-откуда она там ехала-она, думая о предстоящей встрече со мной, не могла отделаться от моих "загибонов" и потому, едва переступив порог, выпалила все это о бессмертии.
- Но бессмертие и молодость - это одно и то же, Лика. - Я говорил ей о бессмертии, но мне совсем по-юношески казалось: скажи она сейчас, и я погибну ради нее - утону или сгорю в огне.
- Да?- сказала она чуть иронично.- Об этом я как-то не подумала. И что - не будет комических старух, свекровей, женщин среднего возраста? Что же это за спектакль будет-простите? А конфликты, а драмы, а брошенные жены? Она раскинула свои гибкие руки по спинке дивана.- Нет... это ужасно наивно. И я буду играть только молодых героинь?
- И не только вы,- поддел я ее слегка.
- Это дичь. Это неправда. Так не может быть. Вы мистификатор и пользуетесь моей неосведомленностью в этих вопросах.
Лика поднялась:
- Дим, сядьте вот так.- Она взяла мою голову и повернула к окну.- И не оглядывайтесь. Я должна переодеться.
Я слышал, как она доставала что-то из шкафа, прикрывшись дверцей, зашуршала своими резинками.
- Только молодые герои и героини?-вопрошала oнa из-за укрытия.- И никто не будет уходить на пенсию? А проблема кадров - продвижение театральной молодежи? Если никто не будет умирать?..
- Мы построим лунные театры.
- Мой маленький братишка, когда я еще жила с мамой, спрашивал: а что, если поставить табуретку, на нее еще табуретку, а потом еще,- можно так забраться на луну? Я отвечала: конечно, можно... Давайте пить кофе.
Я оглянулся. Лика появилась из-за дверцы в легком халате. Она стояла в луче вечернего солнца и, кажется, нарочно не выходила из него. Посмотрев долгим взглядом на меня, она достала из чемодана печенье и трюфели. Ушла на кухню.
Разливая в маленькие красные чашечки кофе, она сказала тоном, не предполагающим возражений:
- Садитесь, Вадим Алексеевич.- И осторожно посмотрела на меня.--Марк Твен говорил: "Пользуйтесь радостями жизни, ибо мертвыми вы останетесь надолго".- И примирительно улыбнулась.
Я пригубил действительно очень вкусный и очень ароматный кофе.
- Человек, конечно, рожден для радостей,- сказал я, отправляя в рот маленькие воздушные кругляшки печенья.
Она смотрелась в зеркало, которое стояло в углу, у окна, как раз напротив нее, и беззастенчиво любовалась собою. Это было настолько откровенно, что не вызывало даже протеста. Тем более, что я сам не спускал с нее глаз.
Мы долго сидели. Мы молчали, и было хорошо. Она заварила еще кофе. И мы говорили, но уже неважно, что говорили. Я только помню, как смотрел на нее, а она разрешала мне это. И не то что позировала, а чувствовала себя, как на сцене.
Время шло к ночи.
- Вы устали с дороги,-сказал я с оттенком вопроса.
Лика посмотрела на меня внимательно. Она жевала печенье и показала, что не в состоянии ответить. Она слишком долго жевала, и я сказал:
- Я пойду.- Но сам чувствовал, что в этом опять звучал вопрос.
И Лика поперхнулась. Быстро проглотив, она проговорила:
- Никуда вы не пойдете. Здесь же ваши амебы!
Конечно, куда я мог уйти от своих амеб!
Спохватившись, что я, видимо, не так ее могу понять, Лика посмотрела на меня сквозь ресницы и сказала, дотронувшись пальцем до моего колена:
- Вo всяком случае, я вас не гоню...
От неловкости я дернул за шнурок торшера, и круг света упал на ее лицо.
- Погасите.- Она защитилась ладонью.- Я так устаю от света там - на сцене. Посумерничаем еще?! Я люблю - при свете уличных фонарей.
Я погасил.
Она поднялась и, противореча себе самой, зажгла верхний свет.
- Сейчас я буду угощать вас своими винами.
Она достала две узкие длинные рюмки и сначала в одну, потом в другую стала аккуратно из разных бутылок наливать разноцветные вина - алое, золотистое, бордовое, янтарное, белое, черное,- и они остались лежать слоями.
- Это я сама настаивала... из ягод. Очень милые коктейли получаются.Она поставила рюмку на столик торшера и подала розовую соломинку.- Это почти не пьянит, но снимает кое-какие застежки с души... Пить надо не разрушая колец - такое условие! - И, опустив свою соломинку в рюмку, она показала "как".
- А с последнего кольца нельзя начать? - улыбнулся я.
- Нет. Тогда не получится,-серьезно ответила Лика.- Вам непременно надо не так, как все...- улыбнулась она примиряюще.- Я дома редкий гость. Все на колесах. Театр ведь наш-областной. И когда возвращаешься, хочется чем-то скрасить свою жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35