Встретившись у кинотеатра "Метрополь", мы отправились в
Центральные бани. "Блестящая идея", - хвалила я себя, входя внутрь. Но в
раздевалке рядом с нами пристроилась моложавая бойкая блондинка, кото-
рая, как мне казалось, ловила каждое наше слово (чтоб не привлекать к
себе излишнего внимания, мы говорили по-русски). Это меня насторожило, и
я решила отложить важное сообщение до парной. Но и в парилке разговора
не получилось. Моя гостья, ошеломленная жаром, паром, видом распаренных
тел и шлепающих по ним веников, побледнела и стала медленно оседать. Я
подхватила ее и вывела прочь. Усадив бедную девушку на скамью и дав ей
немного отдышаться, я ошеломила ее еще раз и куда сильнее, чем прежде.
Слушая мой рассказ, она потрясенно повторяла лишь одно: "No, oh no". По-
том на возбужденном и торопливом английском принялась шепотом переспра-
шивать, благодарить и сокрушаться: "Значит, меня больше сюда не пустят,
никогда не пустят". Мы тепло простились, понимая, что прощаемся навсег-
да. И лишь недавно, двадцать два года спустя, мы снова случайно нашли
друг друга. Я получила от Венди длинное и подробное письмо, в котором
она сообщала, что преподает русский в Нотингемском университете, пишет
статьи и книги о русской литературе, прекрасно помнит наши беседы и про-
гулки в востряковском лесу, моего трехлетнего сына и ленивые вареники
моей гостеприимной бабушки.
Безоблачного романа с английским не получалось. И не только потому,
что то и дело появлялся "третий лишний", но и по причинам чисто внутрен-
ним. Долгие поиски смысла жизни привели к тому, что я начала писать сти-
хи и все, связанное с английским, рассматривала как помеху. В особеннос-
ти спецшколу, куда попала после института по распределению. Она грози-
лась съесть меня с потрохами: подготовка к урокам, дети, которых надо
ублажать, учить и держать в узде, педсоветы, тетради. И так каждый день.
Однажды, когда я выходила из школы, меня окликнула скромная и не очень
молодая женщина. "Простите, - робко сказала она, - но мой Филиппок уже
неделю встает ни свет ни заря и повторяет стихотворение, которое вы ему
задали. Прошу вас, спросите его, он совсем извелся". Господи, как я мог-
ла о нем забыть? Не помню, как дожила до следующего дня и, едва пересту-
пив порог класса, вызвала лопоухого второклашку к доске. Тот, волнуясь,
проглатывая слова, торопясь и спотыкаясь, прочел свой стишок и получил
пятерку. Глядя, как он несет дневник с драгоценной отметкой, как бережно
кладет его на парту, глядя на его счастливые глаза и пылающие уши, я с
ужасом думала: "А что было бы, если бы его мать не решилась ко мне по-
дойти? Надо срочно бежать отсюда, пока не наломала дров". Уйти из школы
помогла завуч. Выдержав войну с РОНО, она добилась моего досрочного ос-
вобождения. А на прощание сказала: "Что ж, иди, нам транзитники не нуж-
ны. Но помни: не смогла работать в школе, не сможешь писать стихи". С
таким приговором я вышла из дверей школы - места моего боевого крещения.
Вся дальнейшая служба была вечерней: вечерние городские курсы, заочный
политехнический институт и, наконец, вечернее отделение истфака МГУ.
Круг замкнулся: я снова оказалась в старом здании на Моховой. Но на этот
раз не в роли провалившейся абитуриентки, а в роли преподавателя. Передо
мной стоял красивый темноволосый и темноглазый юноша, мой студент и,
слегка заикаясь, упрямо твердил: "Я не могу вернуться домой без зачета.
Мама не переживет. Она сердечница". "Но я не могу поставить вам зачет.
Вы ничего не знаете", - не менее упрямо повторяла я. "Нет, я не уйду, я
не могу". "Хорошо, давайте зачетку, - сдалась я, - поставлю зачет. Но не
вам, а вашей маме. Вам поставлю, когда подготовитесь. Зачет действите-
лен, только если проставлен в ведомость. Так что советую учить". Студент
растерянно молчал. Он не ожидал такого поворота. А я гордилась тем, как
ловко вышла из положения, не уронив высокого звания учителя и не проявив
излишнего занудства.
Что такое иностранный язык в неязыковом вузе? Топики да тысячи. Топи-
ки - это шаблонные темы типа "Мой город", "Моя семья", "Мой рабочий
день". А тысян чи - это тысяча знаков, то есть необходимое количество
страниц специального текста, которые студент обязан прочесть и перевес-
ти. Тоска смертная. Я пыталась оживить процесс, занимаясь на уроке живой
разговорной речью и покупая для этой цели веселые книжки в магазине
"Дружба" на улице Горького. Забавно было видеть, как постепенно меняется
отношение ко мне моих студентов. Когда я впервые к ним пришла, они, сме-
рив меня насмешливым взглядом (я выглядела моложе многих из них), решили
со мной не церемониться: пропускали уроки, опаздывали, во время занятий
переговаривались вслух. Но, убедившись, что дело поставлено серьезно и
есть шанс что-то выучить, преобразились. Оказывается, в каждом лентяе
сидит потенциальный труженик и энтузиаст. Надо только его оттуда изв-
лечь. Кончилось тем, что в небольшую аудиторию набивалась куча народу.
Приходили даже студенты из других групп. Как справиться с такой оравой?
И выгнать жалко. Главное - держать темп: вопрос, ответ, еще вопрос, чте-
ние короткого текста, проверка понимания, импровизированная беседа, чте-
ние по ролям, снова вопрос. После одного такого занятия ко мне подошла
полная раскрасневшаяся студентка и одобрительно сказала: "Ну, сто потов
сошло. Так и похудеть можно". Однако в 72-м году моя служебная деятель-
ность полностью завершилась. Как говорится, по семейным обстоятельствам.
1 2 3 4 5 6