А как же иначе? Драгоценная жена, обожаемый сын, собственная, наконец-то выплаченная до конца недвижимость, любимая работа, стабильный доход, две машины, в Рейкьявик или Париж прогуляться – было бы желание, и даже эта забавная русская стажерка кстати, чтобы, наконец, вдоволь наболтаться на любимом языке воспоминаний. Она немного похожа на старшую дочь, живущую в Нью-Йорке и не балующую отца частыми визитами. Все смог, все успел. Впереди еще долгая жизнь, но уже и в сундуках памяти можно время от времени с удовольствием порыться. Пятьдесят пять – начало золотого мужского века.
Валерий удовлетворенно потянулся, крякнул и раскрыл русскоязычный таблоид.
Пятнадцать лет назад совершенно неожиданно для себя Валера оказался в Штатах. Он ошалело смотрел на шумный островок аэропорта Логан, за которым простиралась огромная, неведомая ему заокеанская прежде земля, и нашаривал в кармане антидепрессанты, прежде лично ему ненужные. Кажется, заветные успокоительные облатки изъяли на какой-то из многочисленных «вавилонских» таможен, где он ничего не понимал, а только взирал в рот складно изъясняющейся на заморском наречии Алле.
Прежняя жизнь сорокалетнего московского психиатра Валерия Семеновича Абрамовича была относительно размеренной, относительно благополучной и относительно устоявшейся. И он абсолютно ничего не собирался в ней менять. Во всяком случае – кардинально и тем более по доброй воле. У него была красавица жена, почти взрослая умница дочь, лечебная работа, кафедральные часы и запланированная докторская диссертация, ставившая целью изучить механизмы каких-то там психозов у беременных.
И вот как-то «смежники» акушеры-гинекологи поставили ему «интересный случай».
– Валер, дамочку примешь внеурочно? – позвонил ему однокашник, ныне заведующий районной женской консультацией. – Может явиться на консультацию только поздно вечером, уж войди в положение. В то самое. Беременная в депрессии, прерывать не собирается. От посещений ЖК отказывается. Сказала, что ей нужен лучший психиатр. Интересного психологического портрета дамочка, хотя внешне немного смахивает на мужика. Влияние гормонального профиля на то-се и наоборот, все, как тебе научный консультант прописал.
Невысокая, похожая на гуттаперчевый параллелепипед, коротко стриженная, темноволосая, неженственная даже беременностью женщина в индийских джинсах, мужской рубашке и самых обыкновенных копеечных кедах вошла в его кабинет и, не поздоровавшись и не дожидаясь приглашения, присела на стул.
– Выдайте мне справку, – коротко приказала она.
– Какую справку? – опешил Валера.
– О том, что я прошла обследование в психиатрической клинике и абсолютно психически здорова.
Никогда после он не слышал от нее таких долгих осмысленно законченных вербальных конструкций.
Валера почему-то достал «резервный», пропечатанный и подписанный «консилиумом» бланк-болванку, выписал требуемую справку, исподтишка поглядывая на странную посетительницу, равнодушно взирающую на темное окно. И… пропал. Пошел за ней в темный московский вечер, как крыса за звуками дудочки. Хотя в данном случае «крысолов» не издал ни звука. Молча открыл дверь, молча кинул психиатру тапки и молча ткнул пальцем в кухню. Затем так же молча повел Валеру в темную комнату и молча полюбил его на узкой скрипучей тахте. И так же молча отвернулся к стене и заснул. Утром молча выпил как сам собой разумеющийся и давно в жизни присутствующий сваренный Валерой кофе и отчалил неведомо куда, молча же всучив психиатру ключ от своей квартиры.
Вот так Валера, взрослый и красивый, состоявшийся в семейной и профессиональной жизни мужчина, счастливый обладатель аристократически красивой, идеально фигуристой, изысканно одевающейся жены, довольный успехами интеллектуалки дочери отец, с первого взгляда (или?) влюбился, как малолетний, в бесполое с виду нечто, беременное не от него.
Алла позволила ему развестись с женой. Позволила на себе жениться. И увезла в Израиль. Не сказав практически ни одного слова не по делу – то есть о чувствах, о будущем, о биологическом отце плода, вынашиваемого под сердцем, или о том, что они будут есть на ужин. Ужины, а также завтраки и обеды готовил Валера, прежде на кухню заходивший лишь покурить. «По делу» означало: «Завтра в семнадцать ноль-ноль собеседование в посольстве» или «Через два дня вылет». О новоявленной супруге он знал только три факта: он ее обожает; скоро у них будет чудесный малыш, поэтому Аллочке следовало бы больше спать и есть фрукты; его жена – программист. Перед последним фактом он благоговел, потому что в его сознании женщина-космонавт помещалась, а женщина-программист – никак.
Валера мучительно постигал азы иврита, которым Алла отчего-то совершенно не занималась, и прикидывал, в какой бы госпиталь устроиться, как только начнет с грехом пополам понимать не только русских евреев. Благо, что советские дипломы пока котировались в земле обетованной.
Но как-то вечером жена сообщила ему где-то между десертом и сигаретой:
– Америка. Скоро. Необходимо твое присутствие. Бюрократия.
Валера в ответ на односложные предложения любимой женщины разразился пламенной, полной деепричастий и фразеологических выражений, речью. Взывал к ее разуму и материнским инстинктам. Кричал, что глубоко беременной женщине опасны очереди, посольства, самолеты, резкие смены климатов, континентов и обстоятельств. И, не запивая, глотал антидепрессанты, к которым в последнее время приобщился. Хватало слюны, в которой он праведно захлебывался.
1 2 3 4