Я
немедленно стал представителем доброй воли, лагерным затейником,
посредником между нами и местными племенами. Мой рост, светлые волосы,
голубые глаза и необыкновенная сила, вместе с моими способностями к
языкам, вызывали постоянный интерес у туземцев. Татары, монголы, буряты,
киргизы смотрели, как я гну подковы, обвиваю ноги металлическими прутьями
и вообще исполняю то, что мой отец презрительно называл цирковыми
номерами.
Что ж, я и был для них человеком-цирком. Но в то же время и чем-то
большим: я им нравился. Старик Фейрчайлд смеялся, когда я жаловался ему,
что у меня не остается времени для полевых работ. Он говорил, что я стою
десятка горных инженеров, что я страховое свидетельство экспедиции и что
пока я продолжаю свои трюки, у экспедиции не будет никаких неприятностей.
Так оно и было. Единственная экспедиция такого рода, насколько я помню, в
которой можно было уйти, оставив все вещи незапертыми, и, вернувшись,
найти все нетронутым. К тому же мы были относительно свободны от
вымогательства и взяточничества.
Вскоре я уже знал с полдюжины диалектов и мог легко болтать и шутить
с туземцами на их языках. Это имело у них удивительный успех. Время от
времени прибывала монгольская делегация в сопровождении нескольких борцов,
рослых парней с грудной клеткой, как бочонок, чтобы побороться со мной. Я
овладел их приемами и научил их своим. У нас были небольшие показательные
соревнования, а мои манчжурские друзья научили меня сражаться двумя
мечами, держа их в обеих руках.
Фейрчайлд планировал работать в течение года, но наши дела шли так
хорошо, что он решил продлить экспедицию. Он с сардонической улыбкой
говорил мне, что мои действия имеют огромную ценность: никогда наука не
будет иметь таких возможностей в этом районе, разве что я останусь тут и
соглашусь править. Он не знал, насколько близки его слова к пророчеству.
На следующий год в начале лета мы перенесли лагерь на сотню миль к
северу. Это была территория уйгуров. Странный народ, эти уйгуры. О себе
они говорят, что они потомки великой расы, которая правила всей Гоби,
когда та была не пустыней, а земным раем, с широкими реками,
многочисленными озерами и многолюдными городами. Они на самом деле
отличаются от остальных племен, и хотя эти многочисленные племена при
первой возможности убивают уйгуров, в то же время они их боятся. Вернее,
боятся колдовства их жрецов.
В нашем старом лагере уйгуры появлялись редко. А появившись,
держались в отдалении. Мы уже с неделю находились в новом лагере, когда
появился отряд уйгуров человек в двадцать. Я сидел в тени своей палатки.
Они спешились и направились прямо ко мне. Ни на кого в лагере они не
обратили внимания. Остановились в десяти шагах от меня. Трое подошли ближе
и стали пристально меня разглядывать. У всех троих были странные
серо-голубые глаза; у того, кто казался их предводителем, взгляд необычно
холоден. Все они выше и массивнее остальных.
Я тогда не владел уйгурским. Поэтому вежливо приветствовал их
по-киргизски. Они не ответили, продолжая разглядывать меня. Наконец,
поговорили друг с другом, кивая, как будто пришли к какому-то решению.
Затем их предводитель обратился ко мне. Встав, я заметил, что он чуть ниже
моих шести футов четырех дюймов. Я сказал ему, по-прежнему по-киргизски,
что не понимаю его языка. Он отдал приказ своим людям. Они окружили мою
палатку, как охрана, держа в руках копья и обнажив мечи.
Я почувствовал прилив гнева, но прежде чем я смог протестовать,
заговорил предводитель, на этот раз на киргизском. Он с почтением заверил
меня, что их посещение исключительно мирное, они просто не хотят, чтобы им
помешали мои товарищи по лагерю. Он попросил меня показать ему свои руки.
Я вытянул их вперед. Он и два его спутника наклонились над ладонями,
внимательно их рассматривая, указывая друг другу на те или другие
пересечения линий. Закончив осмотр, предводитель коснулся лбом моей правой
руки.
И тут же, к полному моему изумлению, начал урок - и весьма
квалифицированно - уйгурского языка. Для сравнения он использовал
киргизский. Он не удивился тому, с какой легкостью я воспринимал новые
слова; напротив, мне показалось, что именно этого он и ожидал. Я хочу
сказать, что он скорее не учил меня новому языку, а заставлял вспомнить
давно забытый. Урок продолжался целый час. Затем он снова коснулся лбом
моей руки и отдал приказ кольцу стражников. Все уйгуры сели на лошадей и
ускакали.
Во всем этом происшествии было что-то тревожное. И больше всего меня
беспокоило то, что, похоже, мой учитель был прав: я не изучал новый язык,
а вспоминал забытый. Никогда я не усваивал язык с такой легкостью и
быстротой, как уйгурский.
Естественно, мои коллеги тоже были в недоумении и тревожились. Я
немедленно направился к ним и рассказал о происшествии. Нашим этнологом
был знаменитый профессор Дэвид Барр из Оксфорда. Фейрчайлд склонен был
воспринимать все как шутку, но Барр встревожился. Он рассказал, что
уйгурские легенды говорят о предках этого народа как о расе светловолосых
синеглазых людей, обладавших большой физической силой. Было обнаружено
несколько древних уйгурских настенных росписей, на которых изображен
именно такой тип людей, так что, по-видимому, в легендах есть зерно
истины. Однако, если нынешние уйгуры и восходят к той расе, они
смешивались с другими народами и дошли почти до полного исчезновения
древней крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11