Я знал,
что говорит Консардайн: лицо лейтенанта смягчилось, он и его люди
поглядывали на меня с жалостью, а на девушку - с сочувствием. Лейтенант
задал какой-то вопрос, Консардайн кивнул в знак согласия, и они
направились к нам.
- Старина, - успокаивающе заговорил со мной лейтенант, - конечно, я
выполню вашу просьбу. Мы выходим у Моста, и я тут же позвоню. Клуб
Первооткрывателей, вы сказали?
Все было бы прекрасно, но я знал, что он думает, будто успокаивает
сумасшедшего.
Я устало кивнул.
- Расскажите это своей бабушке. Конечно, вы этого не сделаете. Но
если каким-то чудесным образом искорка интеллекта осветит ваш разум
сегодня вечером или хотя бы завтра, пожалуйста, позвоните, как я просил.
- О Гарри! Пожалуйста, успокойся! - умоляла девушка. Она обратила
свой взор, красноречиво благодарный, к лейтенанту. - Я уверена, лейтенант
выполнит свое обещание.
- Конечно, выполню, - заверил он меня - и при этом полуподмигнул ей.
Я открыто рассмеялся, не смог сдержаться. Ни у одного моряка, офицера
или рядового, сердце не устояло бы перед таким взглядом - таким умоляющим,
таким благодарным, таким задумчиво признательным.
- Ну, ладно, лейтенант, - сказал я. - Я вас нисколько не виню. Я сам
бился об заклад, что невозможно похитить человека в Нью-Йорке на глазах у
полицейских. Но я проиграл. Потом я готов был спорить, что нельзя похитить
в вагоне метро. И опять проиграл. Тем не менее если вы все-таки будете
гадать, сумасшедший я или нет, воспользуйтесь возможностью и позвоните в
клуб.
- О брат! - выдохнула Ева и снова заплакала.
Я сел в кресло, ожидая другой возможности. Девушка держала меня за
руку, время от времени взглядывая на лейтенанта. Консардайн сел справа от
меня. Уолтер - рядом с Евой.
У Бруклинского моста моряки вышли, неоднократно оглядываясь на нас. Я
сардонически отсалютовал лейтенанту; девушка послала ему прекрасную
благодарную улыбку. Если что-то еще нужно было, чтобы он забыл о моей
просьбе, то именно это.
На Мосту в вагон вошло много народа. Я с надеждой смотрел на
рассаживавшихся в креслах пассажиров. Но по мере того как я разглядывал их
лица, надежда гасла. С печалью я понял, что старик Вандербильт ошибался,
сказав: "Проклятая толпа". Нужно было сказать "Тупая толпа".
Здесь была еврейская делегация в полдюжины человек на своем пути
домой в Бронкс, запоздавшая стенографистка, которая тут же принялась
красить губы, три кроликолицых юных хулигана, итальянка с четырьмя
неугомонными детьми, почтенный старый джентльмен, подозрительно глядевший
на возню детей, хорошо одетый негр, мужчина средних лет и приятной
наружности с женщиной, которая могла бы быть школьной учительницей, две
хихикающие девчонки, которые тут же принялись флиртовать с хулиганами, три
возможных клерка и примерно с дюжину других неприметных слабоумных.
Типичное население вагона нью-йоркской подземки. Взгляд направо и налево
привел меня к выводу, что о богатом интеллекте тут говорить не приходится.
Бессмысленно обращаться к этим людям. Мои три охранника намного
опережали тут всех в сером веществе и в изобретательности. Они любую мою
попытку сделают неудавшейся раньше, чем я кончу. Но все же я должен
попытаться, чтобы кто-нибудь позвонил в клуб. У кого-нибудь может быть
развито любопытство, и он в конце концов позвонит. Я устремил взгляд на
почтенного старого джентльмена - он похож на человека, который не
успокоится, пока не выяснит, в чем дело.
И только я собрался открыть рот и заговорить, девушка потрепала меня
по руке и наклонилась к человеку в накидке.
- Доктор, - голос ее звучал четко и был слышен по всему вагону. -
Доктор, Гарри намного лучше. Можно, я дам ему - вы знаете что?
- Прекрасная мысль, мисс Уолтон, - ответил тот. - Дайте ему ее.
Девушка сунула руку в свое длинное спортивного кроя пальто и вытащила
небольшой сверток.
- Вот, Гарри, - она протянула сверток мне. - Вот твой дружок, ему
было так одиноко без тебя.
Автоматически я взял сверток и развернул его.
В моих руках была грязная отвратительная старая тряпичная кукла.
Я тупо смотрел на нее и начал понимать всю дьявольскую изощренность
подготовленной мне ловушки. В самой смехотворности этой куклы был какой-то
ужас. И после слов девушки весь вагон смотрел на меня. Я видел, как
пожилой джентльмен, как бы не веря своим глазам, смотрел на меня над
стеклами очков, видел, как Консардайн поймал его взгляд и многозначительно
постучал себя по лбу - и все это видели. Грубый смех негра внезапно стих.
Группа евреев застыла и смотрела на меня; стенографистка уронила свою
косметичку; итальянские дети очарованно уставились на куклу. Пара средних
лет смущенно отвела взгляд.
Я вдруг осознал, что стою, сжимая куклу в руках, как будто боюсь, что
у меня ее отберут.
- Дьявол! - выругался я и собрался швырнуть куклу на пол. И понял,
что дальнейшее сопротивление, дальнейшая борьба бессмысленны.
Игра против меня фальсифицирована с начала и до конца. Я вполне могу
сдаваться. И пойду, как и сказал Консардайн, туда, куда хочет "грандиозный
мозг", хочу я того или не хочу. И тогда, когда ему нужно. То есть сейчас.
Что ж, они достаточно долго играли мною. Придется поднять руки, но,
садясь обратно, я решил получить маленькое развлечение.
Я сел и сунул куклу в верхний карман пальто, откуда нелепо торчала ее
голова. Пожилой джентльмен издавал сочувствующие звуки и понимающе кивал
Консардайну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11