- Нисколько, - серьезно ответил он. - Нисколько, если бы они
находились под контролем воли и интеллекта большего, чем сумма их воль и
интеллектов. Мозг, более мощный, чем все они в совокупности, разум,
планирующий за них, воля, более сильная, чем их воли, способная заставить
их выполнить эти планы точно так, как их составил грандиозный мозг.
- В результате, сэр, - возразил я, - появятся не суперпираты,
суперпреступники и суперкуртизанки, о которых вы говорили, а суперрабы.
- Меньше рабы, чем любые другие в истории, - ответил он. - Персонажи,
которые я назвал в качестве типичных, всегда находились под контролем
провидения - или Бога, если вы предпочитаете этот термин. Воля и
интеллект, о которых я говорю, будут действовать эффективнее, они
размещены в человеческом черепе благодаря ошибке слепой судьбы или Бога,
который, разумеется, если он существует, должен наблюдать за множеством
миров и у него нет возможности слишком внимательно следить за каждым
индивидуумом, населяющим эти бесчисленные миры. Нет, мозг, о котором я
говорю, будет использовать таланты своих слуг наиболее полно и не тратить
их зря. Он будет достойно и справедливо награждать их, а когда накажет -
наказание будет справедливым. Он не будет рассеивать тысячи семян по воле
случая, так что лишь немногие найдут плодородную почву и прорастут. Он
будет отбирать немногих, подбирать им почву и следить, чтобы ничто не
мешало им расти.
- Такой мозг был бы больше судьбы или, если вы предпочитаете этот
термин, Бога, - сказал я. - Повторяю: это кажется мне сверхрабством. Как
хорошо для мира, что такой мозг не существует!
- Да, - он задумчиво затянулся, - но, видите ли, он существует.
- Неужели? - Я пытался сообразить, не шутит ли он. - И где же?
- Это вы скоро узнаете... мистер Киркхем, - холодно ответил он.
- Вы меня знаете! - на какое-то мгновение я подумал, что ослышался.
- Очень хорошо, - ответил он. - И тот мозг, в чьем существовании вы
сомневаетесь, знает о вас - все, что необходимо знать. Он призывает вас.
Идемте, Киркхем, пора!
Вот оно что! Итак, я встретил того, кого искал. Они - кем бы они ни
были - наконец выступили в открытую.
- Минутку, - я чувствовал, как при звуках этого высокомерного голоса,
который только что казался мне таким вежливым, во мне просыпается гнев. -
Кем или чем бы ни был пославший вас, ни он, ни вы не знаете меня так, как
думаете. Позвольте сказать вам, что я не иду никуда, если не знаю, куда
иду, и встречаюсь лишь с теми, с кем хочу. Скажите, куда вы хотите меня
отвести, к кому и зачем. Тогда я решу, ответить ли мне на то, что вы
назвали... гм... призывом.
Он спокойно слушал. И вдруг рука его взметнулась и перехватила мое
запястье. Я встречался со многими сильными людьми, но такого не встречал.
Трость выпала из моей парализованной руки.
- Вам уже сказано все, что необходимо, - холодно ответил он. - Вы
идете со мной - немедленно!
Он освободил мою руку, и я, дрожа от гнева, вскочил на ноги.
- Будьте вы прокляты! - воскликнул я. - Я иду, куда хочу и когда
хочу... - И наклонился, чтобы поднять трость. В то же мгновение он
обхватил меня руками. - Вы пойдете туда, куда хочет пославший меня, и
тогда, когда он этого хочет, - прошептал мой собеседник.
Я чувствовал, как его руки обшаривают меня. И не мог освободиться,
как будто был котенком. Он нашел маленький автоматический пистолет у меня
под левой рукой и вытащил его из кобуры. Так же быстро, как схватил, он
освободил меня и сделал шаг назад.
- Идем! - приказал он.
Я стоял, глядя на него и обдумывая ситуацию. Никто и никогда не имел
возможности усомниться в моей храбрости, но, на мой взгляд, храбрость не
имеет ничего общего с безрассудством. Храбрость означает холодное
взвешивание всех особенностей чрезвычайного происшествия, определения
того, сколько времени в вашем распоряжении, и затем действия в избранном
направлении с использованием всех резервов мозга, нервов и мышц. У меня не
было ни малейшего сомнения, что у загадочного посыльного поблизости
скрывается множество помощников. Если я брошусь на него, что мне это даст?
У меня только трость. А у него мой пистолет и, вероятно, собственное
оружие. Как бы я ни был силен, он показал мне, что моя сила ничто в
сравнении с его. Возможно, он даже рассчитывает на мое нападение, надеется
на него.
Разумеется, я могу позвать на помощь или убежать. Оба эти выхода
казались мне не только нелепыми, но и - учитывая возможных сообщников -
бесполезными.
Недалеко находятся станция подземки и оживленная улица. Там, в ярком
свете, я буду в сравнительной безопасности - если смогу туда добраться. Я
пошел через парк к Уайтхолл-стрит.
К моему удивлению, незнакомец не возразил, вообще ничего не сказал.
Он спокойно шел рядом со мной. Вскоре мы вышли из Баттери, невдалеке
виднелись огни станции Боулинг-Грин. Негодование и гнев мои рассеялись, их
место заняла заинтересованность. Абсурдно предполагать, что кого-нибудь в
Нью-Йорке можно заставить идти куда-то против его воли, когда рядом
множество людей и полиция. Немыслимо быть похищенным вблизи станции метро,
а если мы попадем в метро, то вообще невероятно. Почему же мой компаньон
так спокойно идет рядом, с каждым шагом приближаясь к месту, где моя
позиция становится неприступной?
Ведь несколько минут назад так легко было захватить меня. Или почему
нельзя было подойти ко мне в клубе?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11