Тогда, смочив свою ладонь, Рихард осторожно вытер лицо мальчика. На губах больного появилась слабая улыбка. Вынув из кармана белый платок, Рихард завязал больные глаза ребенка, поднял его с опилок, на которых тот лежал, и завернул в свою шинель.
«У бедняжки на ногах рваные башмачки…» – вспомнил Рихард слова Отто Палвица.
Когда он вынес мальчика на свет и увидел, в каком он состоянии, то понял, почему Палвиц не захотел жениться на той, которая могла допустить, чтобы ее дитя попало в такие руки. Если бы кирасир мог увидеть сейчас своего сына, он, верно, убил бы бездушную женщину, носившую на пальце его обручальное кольцо.
Рихард до самой пролетки нес мальчика на руках. Каса не отставала от него. Ведь надо было довести дело до конца, надо было выяснить, кто же заплатит ей за содержание ребенка?
Усадив маленького Карла в экипаж, Рихард вынул кошелек и отсыпал женщине кучу монет.
– В награду за хороший уход!..
Каса увидев, что полученная сумма вдвое превышала ту. что ей причиталась, рассыпалась в изъявлениях благодарности. Однако Рихард резко оборвал ее:
– Вот что, Каса! Сейчас я сожалею лишь об одном – что мы не живем в те времена, когда сжигали ведьм. Если бы вас жгли на костре, я охотно пришел бы полюбоваться этим зрелищем.
Так любезно распрощался Рихард с бездушной женщиной.
Проезжая околицей деревни, он внимательно разглядывал расположенный несколько поодаль погост. Там виднелись длинные ряды крошечных могилок, обозначенных белыми и сине-зелеными крестиками. И ему почудилось, что низенькие, торчащие из земли кресты, – это головы кайманов, угрожающе высунувших своп пасти из мутных вод. Только ту страшную казнь, которую кайманы совершают за минуту, здешние чудовища затягивают на несколько лет.
Добравшись до Пешта, Рихард приказал везти себя прямо в детскую больницу.
Однако не подумайте, что это – государственное заведение. Отнюдь нет. Больница создана на пожертвования добросердечных граждан, а забота казны направлена на то, чтобы изымать из этой суммы несколько тысяч форинтов в виде налога, иначе говоря, обирать несчастных и обездоленных, нуждающихся в сострадании, потому что они дети, и больные дети. Но ведь «Астарта голодает» – и государственный бюджет не гнушается даже детской кашкой!
Рихард нашел самое подходящее место для ребенка Отто Палвица; здесь ему спасут жизнь.
Он внес в банк значительную сумму денег, так что одних процентов с них должно было хватить на содержание и обучение мальчика; кроме того, он зарегистрировался в городском магистрате, как попечитель ребенка. Теперь Отто Палвиц мог спокойно спать в земле.
На другой день в Будапеште состоялись грандиозные торжества.
Погибших в битве героев хоронили с торжественной пышностью, как и подобает делать победоносной нации. Грудь доблестных воинов, отличившихся при штурме крепости, украсили орденами, а благодарные жители Пешта устроили в их честь великолепное пиршество.
Рихард с нетерпением ждал окончания празднества, Он спешил в детскую больницу; не стало ли лучше маленькому Карлу?
Эфиальт
Ненавижу свое отечество!
Есть ли на свете слова более позорные и кощунственные, вызывающие содрогание у людей?
Неужели кто-либо способен испытывать столь чудовищное чувство?
Неужели существует человек, способный действовать под влиянием подобных чувств?
Истории известны великие люди, произносившие столь кощунственные слова, но все они сами изнемогали затем под их тяжестью.
Изгнанный из Рима Кориолан с ненавистью захлопнул ворота родного города, но когда наступил час мести, он, плача как ребенок, повернул вспять.
Шаламон, лишенный народом короны, разразился проклятиями и убежал с поля брани, но все же кающимся отшельником вернулся в родные места, чтобы благословить отчизну на пороге фехерварского храма!
Велизарий трижды проникался ненавистью к неблагодарному отечеству, но когда враг подходил к его рубежам, он трижды спасал родину от грозной опасности. Последнее горькое разочарование его подкосило.
Престарелый Фоскари, возненавидевший отчизну, умер от разрыва сердца.
Боливар, исполнившись вражды к родной стране, швырнул ей корону, но сражаться против нее не стал.
Пал Бельди предпочел погибнуть в темнице, но не принял чужеземной помощи, которая сделала бы его владыкой отечества, против которого он восстал.
А распятый на кресте Христос изрек: «Отче, прости им», – испрашивая тем самым прощение своим соотечественникам, сынам Иудеи, которых всего три дня назад он столь гневно предавал анафеме.
Одна мысль о ненависти к родине способна надломить и лишить сил всякого, будь то простой смертный, демон или даже бог, ибо душа каждого неотделима от родной земли, которую он вздумал ненавидеть!
Ненавидеть родину нельзя, ни у одного человека не достанет душевных сил для этого. Но продать ее можно, – нужно только вовсе не иметь души.
Эфиальт не испытывал ненависти к Элладе, но он продал ее.
Мы далеки от того, чтобы возводить на пьедестал пигмеев, изображая их какими-то демонами. Эфиальт вовсе не был демоном. Вероятно, Паусаниас обошел его при распределении должностей, или он был побежден в олимпийских играх каким-нибудь фиванцем, или, может, он хотел жениться на богатой вдовушке, а та отвергла его руку; или же, подобно поклонникам Эпикура, не располагая достаточными средствами, он сильно страдал от кредитов, а архонты не заступились за него, между тем Ксеркс обнадежил Эфиальта, что после захвата Эллады поставит его сатрапом над Фессалией. Должно быть, так и было. И, соблазненный посулами, Эфиальт объявил, что ненавидит свою отчизну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189