– Ладно, ладно. Теперь пойдем ужинать. А потом подашь письменный рапорт: что уладил и как.
Письменный рапорт! Это слово отравило Зебулону весь ужин.
Он никогда не любил заниматься писаниной. Именно этого он всячески старался избегать. Тем более после ужина. Писать после ужина! Это же противно всем божеским и человеческим законам.
А между тем рапорт необходимо было непременно представить. Эден ждет не дождется, пока уберут со стола, унесут тарелки и стаканы, снимут скатерть. Не успел закончиться ужин, как он гут же приказал расстелить на этом же столе бумагу, принести чернильницу с пером и заставил Зебулона сесть за составление подробного отчета.
А у Зебулона не было даже отдаленного понятия о том, как приступить к такому делу. Он даже не мог догадаться, для какой надобности предназначена линейка, положенная на стол рядом с бумагой.
Пришлось Эдену самому вводить его в курс дела, собственноручно написать заголовок и вступительную часть отчета, а также озаглавить рубрики.
– Тебе остается лишь заполнить эти графы. Сел Зебулон и начал ломать голову, а какой последовательности это делать. Тем временем весь дом до отказа заполнили люди:
одни приходили, другие уходили. Как работать в таком адском шуме!
Всех посетителей, одного за другим, принимал Эден. Он брал от них донесения, выслушивал жалобы, улаживал конфликты и недоразумения. И делал все это деликатно, благородно, с достоинством, как с изумлением отметил про себя Зебулон.
Составление сводки подвигалось туго. Внезапно среди посетителей появилась знакомая фигура. Из-за нее Зебулону пришлось отложить перо. Пришелец ворвался в комнату с воплем:
– Где тут соломенный комиссар?
Зебулон, естественно, отнес этот вопрос к себе и откликнулся:
– Ну, что там еще?
Облик такого рода людей знаком нам еще со времен былых предвыборных кампаний: вечный заводила, вербовщик голосов избирателей, который так и лезет в драку. Разве мог такой человек оставаться в стороне, когда разгорелась война?… Одет он был, правда, не по-военному: в доломан с красными отворотами и рейтузы с медными пуговицами. Но на боку у него висела сабля с медным эфесом, а за поясом торчали пистолеты. Через плечо был перекинут кнут, в кончик которого вплетен кусок острой проволоки. Вид у этого человека – весьма и весьма воинственный!
– Почему эта немчура развалилась на моей соломе? – завопил до неузнаваемости преображенный вербовщик голосов.
Услыхав такие слова, Зебулон положил на стол перо и широко развел руками: что все-таки нужно этому дуралею?
– Расскажите все по порядку, – спокойно и добродушно сказал Эден. – Кто вы? Военачальник?
– Так точно, воинский начальник. Командир «двухштыкового батальона».
– А, погонщик волов?
– Так точно.
– Ну, и чем вам насолили немцы?
– Здесь, видите ли, околачивается дружина немецких школяров. Из Вены, что ли, сбежали сюда, сучьи дети! На шляпах у них изображен череп, и называют они себя легионом «Мертвая голова».
– В чем же тут беда?
– А вот в чем! Целый день я их в глаза не вижу, но приходит вечер, и они тут как тут. Устраиваются на привал непременно там, где я располагаюсь со своим стадом. Им отлично известно, что здесь всегда найдется солома, вот они первыми на ней и устраиваются.
– Не вижу в этом пока ничего дурного.
– Так ведь они горланят всю ночь напролет! Голодны ли, жажда ли их мучит – знай себе песни распевают. Другой на их месте чертыхался бы, а они поют. К тому же и солому приминают, а мне ею утром волов кормить.
Эден решил поговорить с этим человеком по душам.
– Видишь ли, друг… К лицу ли нам жалеть солому для этих иноземных парней? Ведь они приехали за тридевять земель, чтобы пролить свою кровь за свободу нашей родины!
– Эх! Ни к чему нам вся эта компания без роду без племени! – все больше распалялся бывший вербовщик. – Со своими противниками и сами справимся. Случалось мне участвовать в потасовках почище нынешней, к примеру, когда переизбирали Папсаса. Следовало бы вам тогда на меня поглядеть! Я один, без чьей-либо помощи, разогнал тысячу супостатов. Они девять дыр пробили в моей башке, до сих пор еще следы остались. Уж я-то сумел бы показать, как нужно разделываться с вражеской конницей. Стоит мне размахнуться вот этой хлопушкой с проволочным' концом, и я выбью им всем подряд глаза. Зачем только затесалась к нам вся эта немчура да поляки? Не поганьте ими, ради бога, наше войско, ваше высокоблагородие, господин верховный комиссар!
Но тут уже не вытерпел вошедший в раж Зебулон:
– Вон отсюда, висельник! Убирайся, пропойца, или я запущу в твою башку чернильницей! Коли ты явился от лица воловьего стада, толковать тебе со мной не о чем. Ишь вздумал тут лясы точить! Марш отсюда!
Столь решительно изгнав посетителя, Зебулон почувствовал, что он не в состоянии снова углубиться в текст донесения. Ох, как он жалел, что и в самом деле не швырнул чернильницу в голову старшего гуртовщика. Тогда хотя бы чернил больше не осталось!
Тем не менее пришлось опять приниматься за сводку – безжалостный верховный комиссар не давал пощады! Зебулон старательно подпирал пальцем бровь, как бы выжимая из лба мысли. Но на самом деле он прибегал к этому для того, чтобы не слипались веки. Он все норовил, приоткрыв один глаз, хоть немного подремать – попытка, к которой нередко прибегают все люди, тщетно борющиеся со сном.
Но что вышло из его стараний? Едва Эден покинул на минуту комнату, как Зебулон в то же мгновенье впал в забытье и тут же услышал гнусавый и резкий надтреснутый голос госпожи Анны. «Когда же придет обещанный гость?» – вопрошала она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189