Несомненно, заведение ни в чем не уступало другой таверне Сен-Пьера «Дылда Нонен и Гусь», располагавшейся в деревянном, потемневшем от времени сарае недалеко от реки Отцов Иезуитов, над фортом; таверна отражалась в зеленоватых рифленых водах залива. Порой через широко распахнутую дверь виднелся лес мачт, покачивающихся на воде.
Сверх того, у хозяина имелись свои обычаи! Он знал, как подобает обходиться с капитаном судна, пришедшего из Франции с большим грузом в трюме и с набитым кошелем в кармане; хозяину было известно, что следует держаться начеку, имея дело с невольничьими судами; их капитаны переживали порой настоящие удары судьбы, и если одному удавалось выгодно сбыть сразу сотню рабов из Индии, то другой нищенствовал, обремененный тысячью чернокожих, измученных морской болезнью, оспой или чумой.
Наконец, в отличие от своего конкурента из «Дылды Нонен и Гуся», хозяин первой таверны строго-настрого запрещал вход чернокожим и мулатам, чтобы не отпугнуть клиентов, любивших вкусно покушать, но разборчивых в окружении… Эти клиенты не желали оказаться бок о бок с черномазыми, разве только в постели, да и то с негритяночками!
Колонист Пленвиль спешился у «Во славу Королевы» и остановился на минутку под масляным фонарем, раскачивавшимся на цепи под порывами ветра, резкого и соленого, как никогда.
Несколько кораблей волочили якоря, спустив все паруса; на берегу не было ни души.
Пленвиль склонился в поисках железного кольца, к которому хотел привязать лошадь, и, стреножив ее, неторопливо вошел в таверну.
Посетителей было немного: трое матросов с голландского судна, пополнявшего запасы пресной воды в Сен-Пьере и державшего курс на Сент-Кристофер; колонист из Макубы, еще один из Фон-Капо – они пили вместе, обмениваясь впечатлениями о грандиозных похоронах, на которых им довелось присутствовать.
Пленвиль избрал самый дальний угол, сел за стол, кликнул хозяина таверны Безике и заказал ему кувшин сюренского вина, сухого, игристого. Затем вынул трубку с длинной головкой и тщательно набил ее, не обращая внимания на крошки, что, скатываясь с кожаной куртки, падали ему на бархатные штаны.
Пленвиль был тот самый седовласый человек, с которым Мерри Рулз ездил повидаться на плантацию в Ле-Карбе, когда незадолго перед смертью генерала весь остров охватило восстание; бунт старательно раздували такие же, как он, колонисты, возбуждая умы под предлогом непомерно тяжелых налогов, новых цен на табак, ограничений на ром и табак.
Как и раньше, длинная белая грива ниспадала ему на плечи. Кустистые брови топорщились на низком морщинистом лбу. Его руки хранили следы былой полноты и трудовых мозолей.
Он иссох под обжигающим тропическим солнцем, а кожа на ладонях стала мягче с тех пор, как на него стали гнуть спину многочисленные рабы; это указывало на то, что дела его процветали с того дня, как Жак Дюпарке его навестил, то есть когда колонист сознательно поднялся против господина де Сент-Андре.
Он курил трубку, выпуская изо рта и сквозь ноздри огромные клубы дыма. Время от времени останавливался, чтобы пригубить золотистого вина; он прищелкивал языком, находя этот напиток подкрепляющим и не уступающим высококачественному рому, который Пленвиль подпольно вырабатывал когда-то в нарушение ордонансов.
Он не проявлял нетерпения; хотя он и притворялся любителем покушать, на еде ему не давали сосредоточиться мысли, вертевшиеся в голове.
Сначала придирчиво перебирал свою речь в замке Монтань; он был ею доволен, однако вздрагивал при воспоминании об угрозе капитана Байярделя. Еще немного, и он получил бы несколько дюймов железа в грудь! Как этот мошенник Байярдель смел поднять руку на него, старика?! Такой же негодяй, как Лефор… Пленвиль твердил про себя, что отныне должен постоянно быть начеку и избегать встречи с необузданным солдафоном. Он задрожал при мысли, что тот может запросто явиться к нему на плантацию в Ле-Карбе и вызвать на дуэль. Там, слава Богу, у него отличная охрана: верные рабы и пара пистолетов, из которых при необходимости он снесет башку любому, кто неосторожно к нему приблизится.
Правда, Мерри Рулз выступил против Байярделя, а у майора достанет власти его усмирить.
Наконец, Пленвиль не забыл своего разговора с майором за несколько дней до того, как Бурле атаковал генерала. Последние слова их беседы, ясные, четкие, недвусмысленные, врезались ему в его память.
Мари Дюпарке – куртизанка, потаскуха. У нее были любовники, она – предательница! Когда-то она состояла в связи с тем самым шевалье де Мобре, который шпионил в интересах англичан и едва не сдал им Мартинику. Мари заслуживала тюрьмы! Тем более что шпион снова у нее!
Он не сдержал улыбку, вспоминая, что ответил ему на это Мерри Рулз: «Она попадет, попадет в тюрьму! В тюрьме будет искупать грехи и размышлять над своим поведением. Не вижу, кто сможет ее оттуда вызволить! Кстати, у нас с ней старые счеты. Я еще десять лет назад поклялся ей отомстить. Готов ждать, сколько потребуется, но отомщу непременно…»
Вот что сказал ему майор. Теперь генерал умер, а Мари дала понять, что попросит Высший Совет утвердить ее в должности, которую прежде занимал супруг.
Допустит ли такое Мерри Рулз?
Пленвиль вздрогнул, заслышав шум в глубине зала, но увидал, что это уходят двое колонистов; они едва держались на ногах и пытались поддерживать друг друга, направляясь к двери. Ром и французское вино сделали свое дело. Пленвиль обрадовался их уходу. Человек, которого он ждал, наверняка не имел ни малейшего желания, чтоб его узнали, а «Во славу Королевы» – единственное место, где Пленвиль мог с ним увидеться, не возбуждая ничьих подозрений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123