Я вернулся на свое болото лишь на следующий день вечером. Дети уже спали. Поужинав с Эльзи, я набил трубку, закурил и присел на скамейку во дворе. Стояла хорошая погода — ночь была удивительно светлая.
Немного погодя Эльзи присоединилась ко мне, и я сообщил ей о предложении Гиммлера. Кончив, я посмотрел на нее. Она сидела неподвижно, положив обе руки на колени. Сделав паузу, я заговорил снова:
— Вначале материальные условия будут не намного лучше, чем здесь. Правда, у тебя будет меньше работы.
— Речь не обо мне, — ответила она, не шелохнувшись.
Я продолжал:
— Положение улучшится, когда меня произведут в офицеры.
— А разве тебя могут произвести в офицеры?
— Да, я теперь уже старый член партии, а кроме того, имеют значение и мои военные заслуги.
Эльзи повернула ко мне голову, и я увидел, что она смотрит на меня с удивлением.
— Произведут в офицеры... Но ведь это то, к чему ты всегда стремился, не так ли?
— Да.
— Почему же ты колеблешься?
Я снова раскурил трубку и ответил:
— Не нравится мне это.
— Что не нравится?
— Тюрьма — всегда тюрьма. Даже для тюремщика.
Она стиснула руки.
— В таком случае все ясно: надо отказаться.
Я не отвечал, и после короткой паузы Эльзи продолжала:
— Ты думаешь, рейхсфюрер рассердится на тебя, если ты откажешься?
— Конечно, нет. Когда начальник предоставляет солдату право выбора, он не может сердиться на него за решение, которое тот примет.
Я чувствовал на себе взгляд Эльзи и спросил:
— А тебе это нравится?
Она ответила, не колеблясь:
— Нет. Мне это не нравится. Даже совсем не нравится.
И тотчас же добавила:
— Но ты не должен считаться с моим мнением.
Я затянулся несколько раз, затем наклонился, набрал в горсть камешков и начал подбрасывать их на руке.
— Рейхсфюрер полагает, что полезнее всего для партии я буду в КЛ.
— В КЛ?
— В концлагере.
— Почему он так думает?
— Потому что я отсидел пять лет в тюрьме.
Эльзи откинулась на спинку скамьи и посмотрела прямо перед собой.
— Здесь ты тоже полезен.
Я медленно проговорил:
— Безусловно, здесь я тоже полезен.
— И эта работа тебе по душе.
Я задумался немного над ее словами и ответил:
— Это не идет в счет. Если я более полезен партии в КЛ, значит, там я и должен быть.
— Но, может, ты полезнее здесь?
Я поднялся.
— Рейхсфюрер думает иначе.
Выбросив по одному все камешки, я постучал трубкой о сапог, чтобы вытряхнуть из нее пепел, вернулся в дом и стал раздеваться. Спустя несколько минут пришла Эльзи. Было уже поздно, я очень устал, но никак не мог заснуть.
На другой день после обеда, Эльзи уложила детей спать и начала мыть посуду. Я устроился на стуле у полураскрытого окна и закурил трубку. Эльзи стояла ко мне спиной. Я слышал, как постукивают друг о друга тарелки в тазу. Передо мной по обе стороны изгороди высились два тополя, освещенные солнцем.
— Ну, что же ты решил? — послышался голос Эльзи.
Я повернул к ней голову. Мне видна была только ее спина — Эльзи склонилась над кухонной раковиной.
— Не знаю.
Я заметил, как спина ее начинает горбиться. Тарелки слегка постукивали, и я подумал: «Она слишком много работает. Устает». Я отвернулся и снова посмотрел на тополя.
— Почему ты не поступишь в армию? — спросила Эльзи.
— Эсэсовец не поступает в армию.
— А тебе могут предоставить какой-нибудь пост в эсэсовских частях?
— Не знаю. Рейхсфюрер ничего об этом не говорил.
Мы оба помолчали, потом я сказал:
— В армии при присвоении звания придают большое значение образованию.
— А в эсэсовских частях?
— В эсэсовских частях принимается во внимание лишь верность делу и практические знания.
Я полуобернулся к ней и добавил:
— Моя наиболее сильная сторона — это практика.
Эльзи взяла полотенце и принялась вытирать посуду. Она начинала всегда с тарелок и, вытерев их, ставила в буфет.
— Почему же тебе не хочется идти в КЛ?
Я слышал, как она ходит взад и вперед за моей спиной. Она сняла свои деревянные башмаки и мягко ступала по полу. Я проговорил не оборачиваясь:
— Это ремесло держиморды. — И добавил после короткой паузы. — И потом, там не будет лошадей.
— А! — воскликнула Эльзи. — Уж эти твои лошади!
Звякнула тарелка, Эльзи поставила ее в буфет. Ноги Эльзи прошуршали по полу. Она остановилась.
— А квартирой обеспечивают?
— Да, и с отоплением. И питанием. По крайней мере меня. Кроме того, дают премии. И ты сможешь не работать.
— Да ну! — проговорила Эльзи.
Я обернулся. Она стояла у буфета спиной ко мне.
— Я нахожу, что у тебя усталый вид, Эльзи.
Она повернулась ко мне лицом и выпрямилась.
— Я чувствую себя очень хорошо.
Я снова стал смотреть в окно. Оконная рама немного закрывала от меня правый тополь. Я заметил, что изгородь нуждается в ремонте.
— А заключенных в КЛ истязают? — спросила Эльзи.
Я резко ответил:
— Конечно же, нет. В национал-социалистском государстве это невозможно. — И добавил: — Цель КЛ — воспитательная.
Сорока тяжело опустилась на макушку правого тополя. Я распахнул окно, чтобы лучше ее видеть. Рука моя оставила след на стекле, и это раздосадовало меня. Я произнес сухо:
— Отец тоже хотел быть офицером, но его не брали в армию. У него было что-то с легкими.
Внезапно мне показалось, будто мне снова двенадцать лет. Я мыл окна в гостиной и время от времени украдкой поглядывал на портреты офицеров. Они были развешены в строго иерархическом порядке. Слева направо. Дяди Франца среди них не было. Дядя Франц тоже хотел быть офицером, но ему недоставало образования.
— Рудольф, — раздался голос Эльзи.
Я услышал, как хлопнули одна за другой дверцы стенного шкафа.
— Ведь стать офицером — это твоя мечта, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95