Молчание ее было многозначительно. Оно придавало ей какое-то обаяние и таинственность, А когда она говорила, слова ее приобретали особый вес. Парсел наклонился и погладил ее по щеке тыльной стороной руки. Он был удивлен. Какими скупыми средствами она достигает такой выразительности!
Вдруг кто-то резко постучал в дверь, и раздался голос: «Это я, Ороа!» Парсел остановился, его рука, коснувшись Итиоты, замерла в воздухе у ее плеча. Прошло несколько секунд, и глубокий голос Омааты сказал за дверью: «Можешь открыть нам, Адамо».
Он поднялся, но Итиота опередила его. В комнату влетела Ороа, словно кто-то метнул ее из пращи, со встрепанной гривой, горящим взором, раздувающимися ноздрями, и сразу начала сыпать словами и гарцевать по комнате с таким неистовством, что все невольно посторонились, уступая ей дорогу.
— Сядь, Ороа! — приказал Парсел повелительным тоном.
Это подействовало на нее так, как если б он смаху натянул вожжи: Ороа выгнула шею, тряхнула головой, вытаращила глаза и громко заржала:
— Э, Адамо, э!
— Сядь, Ороа! — повторил Парсел все тем же тоном. — Сядь, прошу тебя! У меня уже заболела голова.
— Э, Адамо, э!
— Ты делаешь больно бедной голове Адамо, — упрекнула ее Омаата.
— Сядь! — сказала Итиота.
Ороа так удивилась, услышав голос Итиоты, что села.
— Я видела Тетаити, — заговорила она почти спокойно, — и он сказал…
Она вдруг замолчала.
— Что же он сказал?
— Слушай, человек, — продолжала Ороа с прежней горячностью, порываясь встать, — слушай с самого начала. В первую ночь я рассказала Тетаити о глупой Ваа. Он ничего не ответил. На другую ночь он тоже ничего не ответил…
Она передернула плечами и выпятила грудь.
— Тогда на третью ночь я рассердилась…
Она хотела вскочить, но не успела. Омаата протянула свою большую руку и положила ей на плечо.
— И я сказала: «Адамо добрый. Адамо не позволил Ваа тебя убить. А ты сидишь в своем „па“ со своим ружьем и с головами на копьях. И ты говоришь: пусть Адамо уезжает или я его убью. Ты несправедливый человек».
Она взмахнула гривой и замолчала.
— А дальше? — нетерпеливо спросил Парсел.
— Он выслушал меня с очень суровым видом. Ауэ, какой у него бывает грозный вид! Даже я немного испугалась. Потом он сказал: «Адамо — перитани. Он очень хитрый».
Парсел отвел глаза. Слова эти огорчили, обескуражили его. Он перитани. Значит, все, что идет от него, плохо.
— Тогда, — продолжала Ороа, — я совсем рассердилась. И я крикнула: «Упрямый человек! Адамо очень хороший. Все женщины любят его». Но он пожал плечами и ответил: «У ваине ум находится знаешь где?»
Она сделала паузу и несколько раз топнула ногой об пол.
— А у тебя, человек, — сказала я, — ум в том месте, на котором ты сидишь! Сказала ему прямо в лицо! — тут Ороа вскочила так стремительно, что Омаата не успела ее удержать. — Я не испугалась, — продолжала она, гарцуя на месте, взмахивая гривой и подбрасывая круп, как будто собиралась пуститься вскачь.
Затем она повторила свой рассказ с самого начала. Парсел поставил локти на колени и оперся подбородком на руки. Он очень любил Ороа, но сейчас ее неудержимая жизненная сила подавляла его.
— А потом? — спросила Омаата, схватив Ороа своей громадной рукой и усаживая силой.
— Он влепил мне пощечину, — ответила Ороа уже гораздо спокойнее, как будто достаточно было ей прикоснуться к табуретке, чтобы умерить свой пыл. — Ауэ! Ну и пощечина! Я так и отлетела на землю! Но я не осталась в долгу, — продолжала она, встряхивая гривой и снова порываясь вскочить.
Но Омаата удержала ее на месте.
— Как мы дрались! Как мы дрались! А когда кончили драться, — сказала она, понизив голос и целомудренно опустив глаза, — мы обнялись…
— А потом? — спросил Парсел, теряя терпение.
— А потом он пришел в хорошее настроение. Ауэ! Глаза у него так и блестели при лунном свете! А я начала снова: «Адамо моа. Адамо никогда никого не убивал. Он никогда не носил оружия». Тогда он нахмурил брови и сказал: «Женщина, ты совсем как капли воды, которые падают во время дождя». Но затем прибавил: «У Ивоа есть ружье». А я, — воскликнула Ороа с новым пылом, приподнимаясь с табуретки, — я сказала: «Человек, Ивоа боится, что ты выстрелишь в ее танэ»! После этого он некоторое время молчал, а потом проговорил: «Адамо должен уехать, но я его не убью: ты можешь передать это Ивоа от имени племянника великого вождя Оту…»
Парсел с живостью вскинул голову и взглянул на Омаату. Наступило молчание. Тут было нечто новое. Конечно, шестнадцатого мая Тетаити тоже сказал, что не убьет Адамо. Но он еще ни разу не поручал никому передать это Ивоа и не упоминал про их родство. На этот раз обещание казалось более определенным. Оно было дано открыто и с ссылкой на великого вождя Оту. Тетаити по-прежнему требовал отъезда Адамо, но теперь он сделал в скрытой форме предложение о перемирии и впервые обратился к Ивоа.
На другое утро Омаата пришла к Парселу с Итией и Ивоа. Она сдержала слово. Все должно было решаться в присутствии Адамо и при его участии. Как только три женщины вошли, остальные ваине скрылись, не выразив никакого неудовольствия тем, что их исключили из этого узкого совещания.
Парсел потребовал, чтобы Тетаити немедленно отдали ружье Ивоа. Его выслушали не перебивая, и когда он кончил, никто не возразил. Поэтому он очень удивился, обнаружив в ходе беседы, что все три женщины решительно против его плана. Ему долго не удавалось понять их точку зрения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182