Роуз остановилась. «Выдержала эффектную паузу», – невольно подумала я. Мы покорно огляделись, привыкая к полумраку, молча впитывая окружившую нас безмолвную роскошь. Со стены над великолепным каменным камином нас буравила мертвыми глазами оленья голова; со старинных картин смотрели желтеющие поблекшие лица предков. Тут и там стояла мебель, которую обычно увидишь только в музее, и я слышала знакомое тиканье больших старинных часов где-то вдалеке. Драпировки цвета увядшей розы на окнах, как и все вокруг, были словно покрыты тусклой патиной древности и, самое важное, несли отпечаток многих поколений семьи Феллоуз.
– Вот это да, – коротко подытожил Бен.
Роуз ничего не сказала, только улыбнулась и с довольным видом вздернула подбородок. Ее глаза горделиво блестели, нос был похож на двугранник. Именно в этот момент, верно рассчитав время, ее дочь тихонько спустилась по огромной лестнице, касаясь перил одной рукой. Ее темные прямые волосы были коротко пострижены и блестели (я заметила, что на голове у нее бархатная повязка в стиле восьмидесятых). На ней была простая узорчатая рубашка от Либерти и старая юбка, которую я помнила по прошлым встречам. Но было и кое-что новое: широкая, приветливая улыбка и огонек в темных глазах.
– Люси! Наконец-то ты здесь! – воскликнула она. – Как здорово! Мы так ждали, когда же ты приедешь!
– Правда? – оторопело произнесла я, пытаясь скрыть изумление. – Боже, как мило, Лавиния.
Она клюнула меня в щеку, и я спрятала свое смущенное лицо в ее волосах.
– Тебе так понравится в амбаре, – затараторила она. – Все, кто был там, просто в восторге. Скорее бы тебе показать! Должна признать, мы с мамой здорово потрудились, и теперь, когда ремонт закончен, я даже немного тебе завидую! Сама бы не отказалась там поселиться!
– Не говори ерунду, Лавиния, для одного человека там слишком много места, – отрезала ее мать, явно испортив ей настроение.
– Ну да, мамочка, я на самом деле вовсе не имела в виду… – Она обиженно отвернулась.
– Уверена, там просто замечательно, – поспешила успокоить ее я. – Жду не дождусь, когда можно будет посмотреть. А ты, Лавиния… – Я одобрительно оглядела ее с головы до ног. – Позволь сказать…
– Что я поправилась? – Она рассмеялась. – Позволяю. На тринадцать килограмм, между прочим, хотя в основном вот здесь. – Она показала на свой внушительный бюст. – Но я чувствую себя великолепно. Намного лучше, чем раньше.
– И выглядишь тоже, – с облегчением улыбнулась я. Два года назад бедняжку Лавинию бросил ее жених.
Пирс, который струсил, когда начали рассылать свадебные приглашения и присылать подарки. Она так и не оправилась от потрясения и резко сдала. Она бродила по дому, словно привидение, и не могла ни есть, ни спать месяцами. Всю жизнь ее готовили к престижному замужеству, к жизни в престижном доме, в престижном графстве, как героиню романа викторианской эпохи. Но когда она наконец поймала на удочку совершенно безобидного и не очень обаятельного поклонника, он представил себе их будущее и сбежал. И неважно, что он ржал, как идиот, натягивал штаны аж до подмышек и производил не менее приятное впечатление, чем свинья: ведь ему принадлежал особняк, который, конечно, нельзя было сравнить с Незерби, но это все же был «дом, в который не стыдно пригласить гостей», как Лавиния однажды восхищенно мне сообщила. И потеряв его, она была уничтожена. Я сомневалась, что ей удастся пережить позор, но, глядя на нее сейчас, видя, как светятся ее каре-зеленые глаза, я с облегчением поняла, что у нее все в порядке. Она выглядела лучше, чем когда-либо.
Мне вдруг стало стыдно за мои мысли и подозрения. Я посмотрела на этих троих, которые нетерпеливо улыбались, глядя на меня, и поняла, что они – очень добрые люди, и все у меня будет в порядке. В моем воображении я просто позволила им раздуться до гротескных размеров, превратиться в помпезные карикатуры, троллей голубых кровей, а на самом деле они совсем не такие, они обычные деревенские жители, которые очень даже радушно меня встречают.
– Уверена, все мы будем здесь очень счастливы, – улыбнулась я.
– Итак, – Роуз радостно хлопнула в ладоши, – пойдемте же, отведем мальчиков в гостиную и угостим их апельсиновым соком и печеньем, а потом приготовим маме чашку кофе. – Она свернула налево по отделанному панелями коридору. – Я подумала, что здесь будет уютнее. Будем надеяться, что собаки не утащили пирожные!
Роуз выбрала для нашей ознакомительной беседы одну из немногих уютных комнат в этом громадном мавзолее. Когда мы приезжали с Недом, она ни за что бы не позволила хватать пирожные прямо из пакета, сидеть на коленках на ковре, гладить собак и есть одновременно! У меня было такое чувство, будто всю эту непосредственную обстановку Роуз тщательно спланировала, даже специально разбросала по полу газеты, и что? Конечно, это очень мило с ее стороны, она хотела, чтобы нам было уютно. Может, я и вправду цинична, а они стали немножко попроще? Не такие чопорные, как раньше – только посмотрите, как Лавиния смеется вместе с Беном! Я оглядела комнату. Как и раньше, все стены были увешаны семейными фотографиями, но бесконечные ряды фотографий Неда исчезли. Я пригляделась внимательнее. Да, всего пара фотографий. Роуз поймала мой взгляд.
– Я их убрала, – проговорила она. – Нельзя вечно жить прошлым, не так ли? Надо двигаться вперед.
Она посмотрела на меня поверх кофейной чашки, и я благодарно улыбнулась в ответ. И решила завтра же проверить, на месте ли коллекция окаменелостей и крикетные биты, после чего торжествующе позвонить Джесс и сообщить, что и они тоже исчезли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130