путь ее – на Петровку! К нему в мастерскую.«Ночь глубокая – к старику нельзя – потревожу. Хотя там моя рыбка… Плевать! Не до нее сейчас», – думала Вера, перебегая Тверскую и боясь признаться себе, что, услышав легенду, страшится своей рыбки…И еще в одном не решалась признаться Вера: в желании увидеть Алешу…Вера была почему-то уверена, что Алексей должен быть сейчас в мастерской. Интуиция ее не подвела: едва она позвонила, как за дверью послышались шаги, и вот уже он помогает ей раздеться – нисколько не удивившись позднему ее визиту…В пустой мастерской горели оплывавшие свечи, и две громадные тени задвигались по стенам, когда они вошли.– Садись, – кивнул он на кресло. – Есть хочешь? Калину-малину… – Только теперь она заметила, что он если не пьян, то довольно крепко выпил. Перехватив ее взгляд, он кивнул: – Да вот! Сижу. Пью в одиночку. Виски без содовой. Будешь?Вера отрицательно покачала головой. Видела: несмотря на выпитое, он в напряжении – губы сжаты, на виске вздулась вена, похожая на ту, что пересекала отцовский лоб, на побелевшем лице блистают глаза диковатым, неистовым блеском, выдававшим такое волнение, что, кажется, еще миг – и что-то в нем оборвется, а из глаз полыхнет синее пламя…С минуту они сидели молча, глядя друг на друга. Вера первой не выдержала, отвела взгляд, потупилась:– Я хотела извиниться… за ту пощечину. И вообще… Но он не дал договорить и неожиданно с силой сжал ее плечи:– Это я должен просить прощения! Я вел себя вечером как истеричный мальчишка! Орал, метался… и получил по заслугам.Она замерла, впервые ощутив крепость его объятий, хотя этот жест объятиями не назовешь… А он, почувствовав, что она вздрогнула и как-то вся разом обмякла, осела в кресле, отнял руки и, откинувшись назад, полуприкрыл глаза.– Я погнался за тобой… как сумасшедший. Хотел вернуть… Но тебя унесло от меня. И я подумал: значит, не суждено! И я не смогу ничего рассказать, объяснить… Ни об этом, – кивнул он на портреты задумчивой женщины, испытующе взирающей на них со стен, – ни об отце… о карте… Но ты летаешь… сильфида. Ты летаешь по ветру! А у меня земля разверзается под ногами. Я не умею летать…Он говорил медленно, как в забытьи. С таким отчаянием, с такой болью, что Вера больше не могла сдерживаться, – у нее точно и в самом деле крылья выросли: метнулась к нему, присела на пол у ног, положила ладонь на разгоряченный лоб и заворковала:– Алешенька, милый! Я здесь, я вернулась. Я тоже не умею летать – меня мучит стыд! Я так виновата перед твоим отцом, перед тобой… Я не хотела! С этой статьей так глупо все получилось. Я тогда с головой ушла в свой роман, а остальное все было как в тумане… Все, кроме тебя! Вот и недоглядела – оставила в тексте слова о карте и кладе. А теперь из-за этого… ох, даже дурно делается, как об этом подумаю. И еще здесь у тебя… эта Карина…При этих ее словах он открыл глаза, улыбнулся. Взял ее руку в свои – так бережно, с такой нежностью, что у нее дыхание перехватило. Вера знала, что мысли ее путаются, говорит она бессвязно, сбивчиво, но ничего не могла с этим поделать: его близость и то, что предстояло сообщить о похищенном адресе, совершенно выбивало ее из колеи.– Все, не могу больше! – выдохнула она, встала у него за спиной, уткнувшись подбородком в макушку. – Я… В общем, есть у меня приятель один…Он резко выпрямился, секунду помедлил, встал и, не глядя на нее, прошел к своему подвесному шкафчику, извлек оттуда на две трети опорожненную бутылку виски «Сигрэм», налил с полстакана и залпом выпил.– И что… твой приятель? – чужим, металлическим голосом переспросил Алексей, не глядя на Веру.– Да ничего особенного… – пролепетала она упавшим голосом. Потом бросилась к нему, рванула из рук бутылку, плеснула в стакан и так же, как он, залпом выпила. Виски придало сил, и ясно, четко, глядя прямо в глаза, Вера выпалила: – Мой приятель Аркадий оказался мерзавцем. Из моей статьи он узнал о карте. Ему посулили за нее большие деньги. Он потребовал у меня содействия в этой мерзости, я указала ему на дверь, и он… В общем, у него теперь есть координаты твоего отца – адрес и телефон. Я не давала, Алеша, он сам забрал. Силой… – Она умоляюще взглянула на него, но он, казалось, не обратил на эти ее слова никакого внимания.– Он… твой любовник? – после длинной паузы процедил Алексей.– Он был моим любовником. – Вере хотелось провалиться сквозь землю.Алексей заметался по мастерской, пиная попадавшиеся на пути предметы. От удара этюдник, стоявший на середине комнаты, опрокинулся, картина полетела на пол, Алексей в ярости схватил ее и изо всех сил шарахнул ею об пол. Подрамник разлетелся в куски, холст разорвался, а рассвирепевший художник довершил свою разрушительную работу, разодрав в куски изображение дивы-раковины. Покончив с картиной, тяжело дыша, он отбросил клочья в угол и повернулся к оторопевшей Вере:– Кто ты такая, черт возьми, что лезешь в чужую жизнь? Мой старик просто непрошибаем был, никого и ничего близко к сердцу не принимал, а тут… «Верочка» да «Верочка» – только и слышал от него в последний месяц, – она такая да она рассякая… И душа-то у нее чуткая, и одарена-то она необычайно, и умница-то, и обаятельная, и мечтательная… А эта одаренная шевельнула пальчиком – и все его спокойствие разлетелось в куски! Он все восхищался, наивный, мол, ты не от мира сего… От сего, очень даже от сего – и любовничка себе под стать подобрала: мошенники, они нюхом чуют, где можно руки нагреть, глядь – от его стараний и тебе лакомый кусочек перепадет! Так, моя чуткая?!– Ты не смеешь! Немедленно замолчи, ты пьян! – Кровь прихлынула к ее лицу, вся накопившаяся за годы ненависть к мужикам вскипела в душе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57