– Здравствуйте! Людмила? Я правильно пришел?
– Да! Здравствуйте! Проходите, пожалуйста… – Действительно, как будто какой-то ремонтный мастер.
Потом деловито достал из портфеля рясу, большой золотой крест.
– Отец Александр, – представился он.
– Вы как надели рясу, так и стали священником? – не удержалась и спросила Люда.
– Да нет, – весело ответит он, – священник я всегда. Но если ходить в облачении по улице, подол пачкается. Вот я и ношу ее в портфеле. Придешь куда-нибудь, переоденешься и чистенький общаешься с прихожанами и нужды отправляешь. А то неудобно, на улице-то слякоть…
Он снял свитер, надел черное облачение, крест, разложил на столе иконки, поставил в крупу свечки, зажег их и начал службу. Мама по-прежнему была без сознания. Люда стояла, прислонившись к шкафу и крестилась за ним. Он совершит крестное знамение – и она. Тут у нее получалось довольно ловко. В конце он подозвал ее, и они вместе вложили маме в рот кубик булки, смоченной в вине, который он ложкой достал из какого-то кубка с крышкой. Надо было, чтобы она его обязательно проглотила и чтобы не пролилось ни капли.
Потом они сидели на кухне, и Люда угощала его. Марипална сказала, что это необходимо, приготовила вечером всякой еды, в основном рыбной (пост, скоромное нельзя), а Люде надо было кормить его. На ее приглашение он сразу согласился, ел с нормальным мужским аппетитом, все похваливал и рассказывал, как он стал священником.
– Когда я сделал предложение своей будущей жене, она сказала, что хочет быть матушкой…
– Попадьей, что ли? – не удержалась и спросила Люда. – Неужели кто-то хочет быть попадьей?
– Вот моя захотела, – опять весело ответил священник.
– Удивительно!
– В общем, она сказала: «Если ты станешь священником, я выйду за тебя!» Что мне оставалось делать?
– Вы ее очень любили?
– Наверно… – Он пожал плечами, ему это было как-то неинтересно. Он продолжал дальше: – И тогда я пошел учиться, и перед рукоположением в священники мы повенчались.
– Она вам сказала – и вы тут же пошли и все исполнили?
– Ну не тут же… Я стал готовиться, потом получил благословение у старца…
– У старца?
– Да, у настоящего старца. Я специально ездил на Соловецкие острова.
– Да, это здорово!
– Неисповедимы пути Господни… Меня привела к Богу женщина. Вас, может быть, потеря матери. Потеря близких часто приводит людей к вере.
И все-таки Люде он не понравился. Очень уж какой-то простой. Вечером она рассказывала обо всем Марипалне.
– Понимаете, священник должен… ну, как будто он другой, не как все нормальные люди. А этот совершенно обыкновенный человек! Какой же он священник?
– Не знаю, Милочка. Но ведь они все раньше-то были обыкновенными людьми. У нас же церкви-то только-только стали открываться. Откуда им еще взяться?
– Не знаю…
И этим же вечером мама умерла. Тихо так, никто и не заметил: ни Люда, ни Марипална, хотя они попеременно сидели около нее.
Потом были похороны. Опять Люда пошла в церковь, договариваться об отпевании. Теперь было легче. Отец Александр просто назначил время. Пришло очень много людей: школьные учителя, бывшие ученики, соседи старые и новые. Все стояли вокруг фоба притихшие. Отец Александр совершил панихиду. Но Люда, ничего не чувствуя, просто заботилась, чтобы вовремя перекреститься, когда священник, тогда и она. Потом он распорядился закрыть гроб, выстроил шествие и вместе с хором проводил его до автобуса. Только здесь Люду проняло. И она наконец заплакала и совершенно забыла поблагодарить отца Александра.
«На девять дней» она снова ходила в церковь. Теперь уже только с одной Марипалной. Они подали записочку… А потом начались все эти события, и она совершенно закрутилась в их вихре.
Получается, что целый месяц она почти не вспоминала о маме. И вот теперь они с Марипалной снова вошли в церковь. И охранник приплелся за ними. Господи, как же от него отвязаться, неужели он не понимает! И только Люда раскрыла рот у киоска, где подавали записки, вдруг слезы стали душить ее. И Марипалне пришлось самой обо всем позаботиться.
Люда как-то вдруг забыла и о Марипалне, и об охраннике. Вообще вся ее жизнь вдруг отдалилась и представилась ей на расстоянии игрой маленьких, чуть ли не игрушечных человечков. Проблемы, несчастья оказались такими смешными и незначительными, что и внимание уделять им было как-то скучно. Промелькнули даже не лица – фигуры разных людей. Грозный Одинцов здесь был маленьким испуганным мальчиком, который боялся высоты, Дмитрий размахивал игрушечным ружьем, на Бабу-Ягу с тренинга никто не обращал внимания… Люда вдруг стала просить кого-то простить их всех… Пожалеть Татьяну, сделать Сидорова мужественным и умным, чтобы Галя смогла наконец им гордиться, смогла написать свой балет… Люда просила за Стива и Эрика, дядю Костю и Марипалну, и Лауру, и архивиста, и всех-всех, кого когда-либо знала. И вдруг откуда-то возникло ощущение огромного маминого присутствия. Не той мамы, которая всем руководила, а той, которая утешала и прощала. Она прощала всех… и ее, Люду, тоже… Да и мама ли это была… Такая огромная сила в ней… Стало легко и ничего не страшно…
Из этого состояния ее вывела Марипална, положившая ей руку на плечо:
– Пойдем, Милочка! Пора.
И Люда покорно согласилась. Она вышла из церкви, стала разговаривать, и ощущение защищенности растаяло. Но она совершенно успокоилась.
Они пошли на кладбище. Она и не заметила, что охранник уже не маячил на глазах. Могилу занесло снегом, несмотря на оттепель, подойти к ней было трудно: ноги проваливались по колено. И тут откуда-то возник этот охранник.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83