Если бы слово «осел» начиналось с буквы «А», то Питеру не пришлось бы долго раздумывать.
– Нашел! – радостно закричал Питер, по всей комнате ища глазами Викки. – Викки, ты где?
– Не знаю! – раздался откуда-то ее приглушенный голос.
Питер заметил сигаретный дым, поднимающийся из-под дивана. Подавив первоначальное желание позвать кого-нибудь на помощь, он опустился на колени и сам вызволил Викки оттуда.
– Питер, – выдохнула Викки, выбравшись наружу. – Твой диван напрыгнул на меня, как какое-то животное! Кто бы знал, что ты такой опасный.
– Прости, прости меня, пожалуйста, – покаянно извинялся Питер. – Я такой неуклюжий. Наверное, я просто выпил слишком много шерри, пока готовил.
– Ты готовил для меня? – изумилась Викки. – Ни один мужчина еще не делал для меня этого. Я так… голодна!
Питер заморгал.
– Вообще-то, я не готовил… здесь, в моей квартире… для нас. Я готовил в квартире Кэтча. – Теперь он сам припер себя к стенке. Зачем ему готовить в квартире Кэтча? – Для… Кэтча.
– О, вот как.
– Но ты здесь всего минуту. – Он направился к бару, где взял пару стаканов для мартини. Как попугай, он повторил то, что я сказал ему у него дома и что совсем не предназначалось для ушей Викки. – Давай побудем здесь еще девять минут, и мы забудем об ужине.
Он ничего не сказал мне о ее реакции на такое заявление, возможно, потому что слишком нервничал и не обратил на это внимания.
Питер наливал джин в графин, пока Викки рассматривала фотографии на моих стенах.
– Это твои родители? – спросила она, указывая на одну из них.
Питер взглянул на стену и тут же снова занялся коктейлями, выверяя количество вермута.
– Нет, это родители Кэтча.
Викки, естественно, это показалось очень странным.
– Почему у тебя в квартире висит фотография родителей Кэтча?
Питер наконец сообразил, что к чему, и попытался сменить тему.
– Давай послушаем музыку! – нашелся он и нажал кнопку проигрывателя.
Одна из пластинок упала с автоматической подачи на вертушку, и в комнате тотчас раздались бравурные звуки «Торжественной увертюры, 1812 год» Чайковского.
С перепугу Питер нажал на другую кнопку.
В комнате погас свет.
Словно обезумев, он принялся нажимать на все кнопки подряд, колотя панель, как боксерскую грушу. Скорость подскочила до сорока пяти, потом перевалила за семьдесят восемь. Свет то выключался, то включался. Диван то раздвигался, то сдвигался. Когда Питер стал нажимать на кнопки двумя руками, пластинки начали выскакивать из проигрывателя, как летающие тарелки.
Питер и Викки, защищаясь от них диванными подушками, пытались докричаться друг до друга посреди этого хаоса.
– Прости, Викки, – извиняющимся тоном кричал Питер. – Знаю, я обещал тебе романтический домашний ужин.
– Может быть, нам стоит пойти в более спокойное место, – в ответ ему прокричала Викки, – например, в «Устричный бар» на Центральном вокзале!
– Отличная идея! – воскликнул Питер. – Я не в силах находиться здесь еще восемь минут! Пошли ужинать!
Он схватил ее за руку, и они побежали к двери.
Лично я никогда не забуду этот случай. Единственный раз, когда я получил серьезное нарекание от своей приходящей домработницы.
Барбара
Мы оставили стол в настоящих руинах: свечи в подсвечниках, оплывающие воском, остатки еды, разбросанные по скатерти. Это напомнило мне сцену из фильма «Том Джонс».
А теперь Зип кое-что шептал мне на ушко:
– А сейчас как? Скажи, когда я найду правильную точку. Положи сюда руку и направляй меня в нужное место.
– Почти… почти… О, Зип! – выдохнула я.
Конечно, я не раз делала это в своей жизни, но никогда с таким большим инструментом.
Успокойтесь, дорогой читатель. Налейте себе стаканчик водички со льдом.
Если уж я решилась на полное признание, то думаю, будет честно с моей стороны идти до конца.
Хм, этот диалог мог бы положить неплохое начало новой серии книг Барбары Новак, скажем, коротеньких сексуальных рассказов. (Хотя не думаю, что издатель, напечатавший их, вышел бы сухим из воды!)
Тем не менее правда заключается в том, что картина, столь откровенно воссозданная мной, – сплошная выдумка.
Вот что на самом деле происходило.
После ужина мы с Зипом вышли на его великолепный балкон. Перед нами расстилался ночной Манхэттен во всей своей красе: многочисленные огоньки поблескивали, как драгоценные камни, разбросанные по черному бархату в ювелирном магазине.
Над нами светила полная луна, до которой, казалось, можно дотянуться рукой.
Все было так романтично.
Однако, думаю, вы не слишком удивитесь, если я скажу, что астронавты смотрят на луну не так, как большинство людей. У Зипа на балконе стоял мощный высокотехнологичный телескоп, и теперь он показывал мне, как им пользоваться.
Одной рукой Зип обнимал меня, а другой держал мою руку и помогал найти нужный угол зрения. Мы почти касались друг друга щеками.
– Вот! – воскликнула я, сощурив один глаз и пристально глядя в фокус телескопа. – Теперь идеально чисто. О, Зип! Никогда в жизни не видела ничего более красивого!
– Я тоже.
У меня вырвался смешок.
– Но ведь ты даже в телескоп не смотришь.
– Знаю, – выдохнул Зип.
Не понимая, куда он клонит, я повернула голову, и в то же мгновение наши глаза встретились.
Он все это время смотрел на меня. Он что, имел в виду, что я красива?
Я не могла пошевелиться. Внутри меня полыхал пожар.
В моем мозгу промелькнули тысячи вариантов различных позиций из астрологической таблицы сексуальной совместимости, которую я бы поместила в приложении, если бы начала писать сборник маленьких рассказов. Я чувствовала себя как женщина, которая открывает коробку шоколадных конфет и хочет надкусить каждую из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48