Его сердце забилось снова, когда она улыбнулась.
– Мне идти прямо так, мокрой и в слякотьи? Или я могу предварительно принять ванну?
– Я буду рад в любом случае, – улыбнулся в ответ Гай.
– Полагаю, мне все же лючше принять ванну, – рассудительно ответила Вероник. Она встала и указала на стопку журналов, громоздившихся рядом с продавленным диваном. – Я не задержусь. Вы сможете развлечь себя? Это французские журналы, но вы можете посмотреть картинки.
Крохотная ванная была пристроена к комнате. Гай улыбнулся, услышав, как она старательно запирает разделявшую их дверь. Журналы оказались порядком замусоленными номерами французского «Вог», в одном из которых он отыскал собственные фотографии, которые делал на последнем показе мод в Париже. Он подумал, что Вероник листала страницы с плодами его труда, и эта мысль обрадовала его. Он решил, что это доброе предзнаменование, означающее начало долгих отношений.
Но журналы явно были для нее роскошью. Комната, хоть и озаренная следами ее присутствия, была обшарпанной и бедно обставленной. Диван с подушками, украшенными ручной вышивкой, служил также кроватью. Лампы были расположены так, чтобы спрятать в тени ободранные обои, а плакаты на стенах, судя по всему маскировали грязь или потеки. Запах нужды витал в воздухе, и ни свечи с запахом корицы, ни мисочки с сушеными цветами не могли его скрыть.
Не было даже телевизора; пачка хорошей писчей бумаги и маленький транзисторный приемник, видимо, только и развлекали ее. Гай внимательно осмотрел комнату, страстно желая узнать побольше о Вероник Шарпантье, и почувствовал неодолимое желание увезти ее из этого холодного, мрачного дома, сказать ей, что больше нет нужды жить так, что он позаботится о ней…
И когда двадцать пять минут спустя она появилась на пороге ванной, он почти прикусил язык, чтобы эти слова не вырвались у него. В черном свитере с высоким горлом, светло-серой юбке и черных чулках она выглядела потрясающе. По плечам рассыпались белокурые волосы. Серые с серебряным отливом глаза радостно глядели на него. Она накрасила губы бледно-розовой помадой.
– О'кей? – весело спросила она.
– О'кей! – кивнул Гай.
– Хорошо. – Вероник улыбнулась ему. – Я дюмаю, мы прекрасно проведем вечер.
– Я в этом уверен.
Она задула свечи и взяла сумку.
– Могу я сделать вам признание?
– Что?
У Гая екнуло сердце. Он не мог представить, что она скажет. И не хотел этого слышать. Но Вероник уже продолжала:
– Я дюмаю, что начинаю радоваться, – шепотом сообщила она, – тому, что выпала из автобуса в дождь. Может, английская погода не такая плохая, в конце концов.
Оливер Кэссиди не очень обрадовался, когда три недели спустя его сын сообщил, что собирается жениться на Вероник Шарпантье.
– Ради всего святого, – сердито сказал он, прикуривая сигару «Король Эдуард» и даже не пытаясь говорить тише. – Это просто смешно. Ей восемнадцать лет. Она француженка. Ты даже не знаешь ее.
– Нет, знаю, – возмутился Гай. – Я люблю ее, а она любит меня. И я пришел не для того, чтобы спрашивать у тебя позволения жениться на ней, это произойдет в любом случае. Я уже договорился в бюро регистрации.
– Значит, ты просто дурак! – зарычал Оливер. – Она любит твои деньги, твою карьеру; почему ты не можешь просто пожить с ней пару месяцев? Тогда ты быстро от нее отделаешься.
– Кричать не обязательно, – сказал Гай. Вероник ждала в соседней комнате.
– Почему это? Почему я не могу кричать? – Его отец грозно насупил брови. – Я хочу, чтобы она меня слышала! Пусть знает, что в нашей семье не все такие болваны, как ты. Если тебя интересует мое мнение, то она просто умная, пронырливая иностранка, которая ищет тепленькое местечко.
– Меня твое мнение не интересует, – холодно ответил Гай. – И я вовсе не хочу отделываться от Вероник. Она будет моей женой, нравится это тебе или нет.
Оливер Кэссиди побагровел.
– Ты выставляешь себя на посмешище.
– Не я, – сказал Гай, возмущенный нежеланием отца хотя бы попытаться понять, – а ты.
Они поженились в Кэкстон-Холле, и вместо медового месяца Вероник отправилась вместе с Гаем в командировку в Швейцарию. Когда они вернулись, Вероник перевезла к Гаю свои немудреные пожитки, оставила работу в шумной лондонской закусочной и сказала:
– Ну! Что мы будем делать теперь?
Десять месяцев спустя родился Джошуа, с темно-синими глазами Гая и белокурыми волосами Вероник. Вероник, у которой не было семьи, грустно сказала:
– Как жалко. Твой отец меня ненавидит, я знаю, но нужно дать ему шанс полюбить внука.
Однако Гай, хоть и не мстительный по природе, не собирался делать шаги к примирению.
– Он знает, где мы живем, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Если бы он хотел увидеть Джоша, мог бы прийти. Но он явно этого не желает, так что забудь о нем.
Рождение Эллы два года спустя принесло еще больше радости в их семью. Вероник надеялась, что у этой малышки будут серые глаза и темные волосы, но Элла оказалась копией Джоша. Гай, карьера которого совершила головокружительный взлет, сделал столько фотографий своей семьи, что их впору было хранить в чемоданах, а не в альбомах. Но он был взбешен, когда получил по почте большой конверт с его адресом, надписанным знакомой рукой, в котором было несколько снимков, – он понял, что Вероник посылала их его отцу.
– Не смей никогда больше этого делать! – Он в ярости швырнул конверт на землю. – Он не заслуживает ничего. Я же говорил тебе… выбрось его из головы!
Но Вероник не могла этого сделать. У всех детей должен быть дедушка, и она мечтала, что ее дети узнают и полюбят единственного деда, который у них остался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94