Они видели вещи, лежавшие на диване, время от времени смотрели на Сирену, но ничего не говорили. Герти спросила, где Грейндж, и Сирена не нашла ничего лучше как ответить, что он пошел прогуляться.
Она слышала гулкие удары своего сердца.
Ей хотелось быть рядом с Грейнджем, объяснить, почему она переложила на него это непосильное бремя. Но они оба знали, что никакие слова не избавят его от необходимости принять решение.
Герти наконец смогла заставить себя проглотить несколько ложек супа, а Гэллам только крошил крекеры. Он включил телевизор, но Сирена могла бы поклясться, что он ничего не видит. С утра он постарел на сотню лет.
Сирена прибрала кухню, оставив суп на случай, если Грейндж захочет поесть, когда вернется. Сама она есть не могла, в глазах стояли слезы. Ей было почти так же больно, как когда она узнала о смерти отца. К несчастью, она не была волшебницей и не могла взмахом палочки заставить отступить несчастье.
Если это вообще было в человеческих силах, то это мог сделать только Грейндж.
Возможно, он возненавидит ее за то, что она возложила на него это бремя.
Возможно, он смотрит на жизнь совсем по-другому.
Темнело. Гэллам и Герти так и сидели у телевизора. Сирена включила свет на крыльце. Шел снег, дул сильный ветер. Сегодня снежинки были крохотными и колючими. Грейнджа все не было.
Не в силах больше оставаться наедине со своими мыслями, Сирена вернулась в гостиную и спросила, с кем виделись Герти и Гэллам после встречи с начальником пожарной охраны. Со старыми друзьями, людьми, которые, подобно им самим, уже не представляют себе, как можно жить в каком-нибудь другом месте. Они вспоминали, как обвалилась крыша начальной школы и как все были рады, что это случилось в субботу. Хотя страховая компания возместила убытки, весь город после воскресной службы отправился убирать мусор. Сирена почувствовала, как к горлу подступают рыдания. Если бы станция была застрахована…
Она видела ту же мысль в печальных старых глазах и знала, что ничего не скажет вслух.
Когда открылась дверь, она не сразу подняла глаза. В лицо ей ударила волна холодного воздуха, намекнув, с чем пришлось столкнуться Грейнджу на улице. Герти поздоровалась. Наконец Сирена взглянула на Грейнджа.
Лицо его покраснело и обветрилось, ресницы и волосы намокли. На щеках пятнами проступил румянец, от чего вид у него был мрачный, даже диковатый. Сирена словно не видела, с каким усилием он стаскивает с себя мокрую куртку, все ее внимание было сосредоточено на его глазах.
Он принял решение.
Он не потрудился снять облепленные снегом ботинки, а прямо подошел к ней и положил ей на плечи холодные руки. Она накрыла его пальцы своими, стараясь согреть их.
– Дядя Гэллам. – Его голос звучал хрипло. – Сирена заставила меня о многом подумать.
– Уж, наверное, ты умеешь думать получше, чем я, – пробормотал Гэллам голосом, еще более хриплым, чем у Грейнджа.
– Вряд ли. – Грейндж сжал плечи Сирены. – У меня в голове как будто ураган бушевал, все крутилось, мелькало и переворачивалось.
Гэллам кивнул.
Грейндж показал на диван.
– Она вам сказала?
Гэллам и Герти покачали головами.
– Она отдала их мне.
У Герти открылся рот. Гэллам только моргал, и Сирена подумала, что на сегодня его способность воспринимать исчерпана.
– Если бы я только мог, – продолжал Грейндж, – я бы отдал их ей обратно. Я не хотел их брать.
Я люблю тебя. Что бы ты ни сказал, я буду тебя любить.
– Потому что она заставила меня принять решение. Дядя Гэллам, если ты этого хочешь, я помогу тебе восстановить станцию.
– Восстановить? – Герти была похожа на ребенка, который не верит своим ушам.
– Я собираюсь продать подарок Сирены. – Грейндж кивнул на вещи, а его пальцы еще крепче сжали ее плечи. – После всего что вы для меня сделали, я не могу поступить иначе. Я положу деньги на ваш счет, и вы можете с ними делать все, что пожелаете. Если хотите поехать путешествовать – это ваше дело. Если собираетесь строить новую автостанцию, пожалуйста. Деньги есть.
Гэллам что-то сказал, но Сирена не слышала – его голос заглушила песня, звучавшая в ее сердце. Она сняла с плеча руку Грейнджа и переплела свои пальцы с его так крепко, как только могла. Она знала, что он смотрит на нее, но ей мешали видеть слезы. Ей хотелось и плакать, и смеяться. Хотелось сказать ему, как она его любит.
– Я думаю, – говорил Грейндж, – что был бы рад, если бы ты решил строить. Вот почему я так долго бродил по улицам. Старался вообразить тебя без станции, на которую надо каждый день ходить, которая помогает тебе чувствовать себя частью города и его будущего. И у меня ничего не получилось.
Из горла Сирены вырвались рыдания – или смех. Ей было все равно. Она потянула Грейнджа за руку, и он неловко плюхнулся на диван рядом с ней. Тогда она прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди.
Он был одет не в свою любимую старую футболку, а в рубашку, которую она купила ему в Рыбачей гавани.
ЭПИЛОГ
– Торжественное открытие. Думала, никогда до этого не доживу.
– Двойное торжественное открытие, – напомнила Сирена. – Вы с мужем столько времени крутились как белки в колесе. Боже, как я буду счастлива, когда это все кончится.
– Я тоже. А вот насчет мужа не знаю. Не припомню, когда еще у него было столько энергии.
– Я заметила. – Сирена подошла к новому окну, которое занимало почти всю обращенную к улице стену «Даров Герти», увидела яркие флажки, трепетавшие на ветру над новой станцией дяди Гэллама, и представила себе его лицо, с которого в последнее время не сходило ликующее выражение.
Герти подошла к предмету своей особой гордости – огромному застекленному шкафу, занимавшему полстены, и принялась протирать и без того сиявшее стекло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65