Белых, вставших на дыбы лошадей удерживали грумы в развевающихся камзолах, с благоговейным восторгом глядевшие снизу вверх на могучих животных.
– Я еще была маленькая, лет десяти, когда отец мне их привез из Франции. Не знаю, где он их купил. – Она поставила статуэтки на пол и провела пальцем по гордо выгнутой шее одной из лошадей. – Я была в восторге. Конечно, это не то же самое, что держать настоящую лошадь, но их красота, эти детали…
– Вы правы, – вставил Грейндж. – Детали просто замечательны. – Он наклонился, рассматривая траву, листья папоротника, кустики у ног лошадей.
Сирена кивнула.
– Родители велели мне держать их в стеклянном ящике. Моим друзьям разрешалось на них смотреть, но не трогать.
Грейндж выпрямился.
– Я понимаю ваших родителей. Представьте, какой был бы ужас, если бы они разбились.
– Конечно. Мама разрешала мне играть с ними, но только когда я сидела на диване. Я думаю, она сердилась, что отец подарил мне вещь, совершенно неподходящую для ребенка. Даже папа волновался, когда я брала их в руки. Он говорил, что это волшебные лошади и что, если я буду с ними бережно обращаться, они принесут мне счастье. – Сирена прикусила губу. – Я хотела, чтобы он был доволен мной, и так и делала.
Герти до сих пор не произнесла ни слова, даже не пошевельнулась. Теперь она подняла одну из статуэток, поднесла к заставленному окну, нацепила очки и стала рассматривать ее со всех сторон.
– Мейсен, – сказала она наконец.
– Что?
– Мейсен, Германия. Или я очень ошибаюсь, или это мейсенский фарфор.
– Это так важно? – спросила Сирена.
– О, да. Если я правильно помню, в начале восемнадцатого века в Германии жил химик, который первым стал использовать каолин для производства белого фарфора. Его секрет был величайшим достоянием мейсенских мастеров, и эти вещи очень высоко ценятся.
Сирена хотела сказать Герти, что все это похоже на сцену из какой-то пьесы. Перестаньте меня дурачить и скажите, что эти безделушки куплены в обычной посудной лавке . Но Герти ее не дурачит. Если она знает, что в восемнадцатом веке немцы начали делать белый фарфор, то нет причин сомневаться в том, что ее лошадки – это нечто большее, чем обычный подарок ребенку.
– О, – прошептала она, – а вы не представляете себе сколько…?
Герти покачала головой. Ее глаза стали совсем круглыми и огромными.
– В одной из моих книг по искусству есть очень похожая статуэтка. Там написано, что она была продана за шестьдесят тысяч долларов. А это было много лет назад.
– Шестьдесят тысяч? – Сирена так и осталась с открытым ртом. – Это что, первоапрельская шутка?
– А вы предпочли бы, чтобы это была шутка? – спросил Грейндж тоном, которого она у него прежде не слышала. Он уже аккуратно заворачивал одну из статуэток. Сирене показалось, что у него слегка дрожат руки.
– Да. Нет. О, я не знаю, – пробормотала она. – Это бред, этого не может быть.
Грейндж взял из рук Герти вторую фигурку и начал слой за слоем заворачивать ее в бумагу.
– Еще как может. Если моя милая тетушка знает, что говорит, пропало все ваше цыганство, дорогая Сирена. Насколько я знаю, не бывает цыганок-миллионерш.
Говоря о миллионах, Грейндж, конечно, преувеличивал, но Сирене не хотелось его поправлять. Она наблюдала за ним, завороженная его движениями. Наконец он аккуратно уложил статуэтки, закрыл ящик крышкой и хлопнул по ней ладонью, так что в тишине комнаты отозвалось эхо.
Он встал, отряхнул брюки и помог ей подняться. Она стояла на затекших ногах и по-прежнему глядела не на коробки, а на него. Номер 10, было написано на его футболке. Похоже было, что это очень важный номер.
– Что вы хотите делать? – спросил Грейндж.
– Делать? – В ее глазах уже не стояли слезы. Наверное, она слишком потрясена, чтобы плакать.
– С коробками. Вы хотите убрать их в багажник?
Ей казалось, что снова похоронить эти сокровища будет неуважением к памяти отца. Но, с другой стороны, если они окажутся под замком, может быть, ей будет легче справиться с тем, что на нее обрушилось?
– Да, – пробормотала она, – в багажник.
Грейндж подождал, пока Сирена закроет багажник, прежде чем заговорить. Если бы рядом не было тетушки, он сказал бы Сирене, что слова Герти следует принимать с некоторой поправкой. Тетя Герти слишком легко увлекалась. И все же казалось удивительным, что Сирена оказалась настолько нелюбопытной, что она не оценила вещи раньше. Но, напомнил он сам себе, Сирена сделана из другого теста, чем те женщины, к которым он привык. Сирена Айсом – красавица, искательница приключений, женщина, легко идущая на риск. Может, она и не цыганка в общепринятом значении этого слова, но в ней есть что-то необычное, притягательное и одновременно обескураживающее.
Его жизнь была связана с банком, деньгами, которые играли такую важную роль в мире. А Сирена заворачивала свое богатство в старые газеты.
Он взял ее за руку и отвел в сторону, так как было видно, что вести машину сейчас для нее слишком сложная задача.
– У меня есть предложение, – громко проговорил он, надеясь проникнуть в ее оглушенное сознание.
– Предложение?
Хорошо бы она перестала моргать, потому что иначе он забывает обо всем, кроме этих огромных, туманных, невинных глаз.
– У меня есть приятель, который работает в одном из музеев Сан-Франциско. Если я попрошу, он посмотрит вашу коллекцию. И назовет правильную цену.
– О, – Сирена отступила на полшага и обернулась к нему. Грейнджу показалось, что она плохо стоит на ногах, и он поспешил поддержать ее. – Значит, мне придется поехать в Сан-Франциско?
– В общем, да.
Сирена слегка улыбнулась.
– Я знаю, что выгляжу как полная дура.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65