Он вернулся к ней потому, что не мог остановить того, что должно было произойти. Единственным человеком, который смог остановить ход времени был Кельвин Спринг. На сцену вышел солирующий скрипач, принял заслуженные аплодисменты – он действительно был сегодня первой скрипкой Европы, и сел за пульт.
И тут появился Адриан, медленно, как будто думая о чем-то другом. Григ поняла, что он совсем спокоен, сегодня он будет держать себя в руках и музыкантам ничего не угрожает – успех обеспечен. Ему поаплодировали лишь из вежливости, его еще не знали, хотя Григ было ясно, что к концу концерта рукоплесканиям не будет конца. Мягко, изящным движением он поднял палочку – в ответ труба издала зычный звук, какой иногда слышишь утром в сыром осеннем лесу.
Григ слышала эту музыку впервые, и сразу поняла, что призрак мертвого чувствует в мире живых, в первый раз ее посетила догадка – сколько же дано знать Кельвину. Ей стало интересно, почему Адриан посвятил концерт Кельвину, почему в один из секундных перерывов он посмотрел куда-то в сторону, как бы в поисках одобрения Кельвина. Она прочла удовлетворение в глазах Адриана, когда долгая нота перешла с трубы на скрипку, шокировав пуристов и вызвав зачарованный шепот в аудитории, впервые слышавшей музыку мертвых, сочиненную в мире живых.
Концерт закончился рвущими душу рыданиями скрипки, публика неохотно вернулась на землю живых и взорвалась аплодисментами, каких давно не слышал старинный зал.
В маленькой артистической Адриан был спокоен, почти не говорил, небрежно свернул сценический костюм, как лакей сворачивает костюмы только что умершего хозяина. Григ попыталась понять, что он сейчас чувствует, и отпила еще глоток шампанского, которое прислал Луи – сам он не пришел и никого другого не пустил в гримерную. Адриан сложил вещи в мешок, и увидел в зеркале Григ: «В зеркале ты выглядишь очаровательно.»
Она ничего не ответила. Она поняла, что замечает в этой маленькой комнате все, вплоть до мельчайших деталей, но не поняла, зачем. Адриан уже переоделся в темный костюм и тщательно причесывал волосы. Потом он достал из кармана несколько писем и переложил их в портфель.
Сейчас он был просто убийственно спокоен – трудно было узнать в нем того же человека, который неистово набрасывался на безвинных музыкантов, а однажды ночью отхлестал ее дирижерской палочкой по щекам с криком: «Да ты же совсем, совсем неприкаянная! Ты – как смерть в моих руках! Он всегда с тобой, мне иногда даже кажется, что я сплю не с тобой, а с мужчиной! Кто он? Почему он всегда с тобой?»
– Не говори глупостей, – ответила она, закрыв горящие от ударов щеки руками. – «Нет у меня никого, кроме тебя.»
Той ночью он взъерошил волосы и простонал: «Есть только один человек, который знает ответ». Он говорил как бы с самим собой: «И я с ним только раз виделся.»
Потом он подошел к столу и написал крупными буквами на проекте программы концерта: «Посвящается Кельвину Спрингу.» Она подошла поближе, заглянула ему через плечо, увидела имя, но не сказала ни слова.
Он посмотрел на нее и спросил: «Ты знаешь его?»
– Конечно, я читала его романы.
– Я однажды встретился с ним в Колдминстере и… тогда был очень странный вечер, в магазине букиниста, а потом у моря.
Она не сказала ему, что была в Колдминстере, что знала Кельвина, лицо по-прежнему горело от ударов – она прекрасно поняла, что если он сейчас узнает, что она знала Кельвина Спринга, он может сделать что угодно. Поэтому она закусила губу и заставила себя молчать, он был нужен ей, он гений, а гении умеют любить по особому, и он приносил ей небывалое удовлетворение. И все равно, его одного было мало, она часто просыпалась по утрам и жалела, что проснулась не в объятиях Кельвина Спринга. Она была ненасытна, но Адриана могло надолго хватить, он мог еще многое отдать.
Она сильно удивилась, когда Адриан сказал: «Ну так что, идем?»
– Куда?
– А ты что, не помнишь?
– Нет. А куда мы собирались?
– Я хотел прогуляться по набережной, – сказал Адриан и открыл дверь из комнаты.
Они взяли такси и сказали шоферу доехать до набережной Сены, а потом ехать, пока они не скажут остановиться. В такси Адриан хранил полное молчание. Он подождал, пока машина заедет в самые темные уголки набережной, попросил шофера остановиться, расплатился и они вышли. Машина тут же уехала.
Место было тихое, до центра города было очень далеко, поэтому Григ спросила: «А как мы будем отсюда выбираться?»
Адриан не ответил, а взял ее за руку и они пошли по набережной.
Она ненавидела прогулки по набережной, они напоминали ей о Кельвине, к тому же она замерзла и спросила: «Так куда мы идем?»
– А разве раньше, когда ты куда-нибудь шла, ты знала, куда идешь? Ты же давно уже заблудилась, так не все ли тебе равно?
– Что ты имеешь в виду?
Он продолжал идти, глядя на воду и наконец сказал: «Я не знаю, откуда ты взялась в моей жизни, и о тебе я ничего не знаю, я знаю только одно – ты давно сбилась с пути. Ты продолжаешь по инерции идти, куда придется и ждешь, что будет.»
– Однажды я так подумала, и появился ты.
– Нет, это было гораздо раньше.
Они прошли по мосту недалеко от подъемного крана на набережной, спустились к самой воде и река встретила их ласковым шелестом тихих волн. Она почувствовала, что вспоминает что-то, а Адриан принялся насвистывать мелодию, которая начиналась звуком трубы, а заканчивалась рыданиями скрипки – вдруг волны памяти пробежали по ее телу – она похолодела: «Я… я вспоминаю, что… я это слышала раньше…» Она вцепилась ему в руку. «Я очень давно слышала эту музыку, задолго до того, как ты ее сочинил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53