Мне так хочется измазать руки краской в солнечный и ветреный день, ты же знаешь, как я это люблю.
– Да, я знаю. – Он помолчал. – Краски – это плоть, а разум – это кость. Сейчас мне нужны кости, надежный скелет и побольше гранита для фундамента, тут он вздохнул – и тогда саму пирамиду можно начинать. Он уронил голову в ладони. Я и так уже все непозволительно затянул.
– Не волнуйся, – она погладила его руку: «Все у тебя получится. На такие серьезные вещи не один год уходит». Она взвешивала каждую фразу: «А все остальное – приложится. Тебе действительно надо уехать и начать строить свою пирамиду на пустом месте, и если она у тебя получится, бог с ним, разобьешь ты нам сердца, или нет, да хоть сто сердец разбей – главное – дело сделать». Он попытался заглянуть ей в глаза, но она упрямо смотрела в окно, на закат.
– Так что – когда ты едешь – завтра?
– Наверное, в четверг.
– А сейчас, пора наверное, спать ложиться? Попроси Эйлин зайти.
Он заметил, как она покраснела при этих словах. Эйлин помогла помочь Грейс раздеться. Потом он зашел и посмотрел на спящих детей. Майкл, как всегда во сне, улыбался какой-то загадочной улыбкой, как будто знал что-то такое, чего никто больше не знал. Розмери как и многие дети, выглядела совершенно чужой в этом грязном мире, с невинной складкой на лбу. Кельвин наклонился и нежно поцеловал спящих детей, потом пошел в свою комнату, переоделся в пижаму и прокрался в комнату Грейс пожелать ей спокойной ночи. Она еще не заснула, он сел на край ее постели и они немного поговорили о семейных мелочах.
Немного подумав, она сказала: «Мне очень неловко, что я такая.»
Он не ответил, тогда она ласково коснулась рукой его тела.
Когда он выходил из ее спальни, в горле у него стоял комок, а на глаза навернулись слезы. Что за женщина, как сильно, преданно и нежно она его любит! Ей известно, в чем кроется истинная сила каждой женщины.
ГЛАВА 10
К началу сентября Кельвин почувствовал себя отдохнувшим, примирившимся со своими мыслями – теперь он лучше понимал, что ему следовало делать в первую очередь.
В Колдминстере так же грохотали трамваи, и все так же лил дождь. Изобретенные человеком тяжелые машины с грохотом и лязгом развозили по разным местам своих изобретателей, и все так же тускло горели лампочки в витринах дешевых магазинов. Обрывки старых объявлений свешивались с рекламных тумб, зазывая публику на представления уже умерших артистов, калеки на углах делали вид, что продают газеты. Кельвин посмотрел сквозь окно такси на привычные городские сценки и поежился – как здесь уныло и неуютно.
Парк Джульетты казался выцветшим, потерявшим листву и былое очарование – в таких местах обычно находишь дохлых ворон в опавших листьях и потерянную еще в июле лайковую перчатку.
«Боже мой», – подумал Кельвин, – «если миссис Гэррик не догадалась растопить камин, я сяду на ближайший поезд до Лондона – прочь, прочь из этой дыры.» Ему вдруг показалось, что все здесь ему враждебно – даже водитель такси, казалось, понял это, потому что не заводил обычных разговоров о погоде и местных новостях, а молча доставил его на площадь короля Георга.
Миссис Гэррик услышала звонок и радостно улыбаясь, открыла ему дверь.
– Мистер Спринг, как я рада, что вы вернулись – вы отлично выглядите. Хорошо отдохнули?
– Отлично. Он занес чемоданы в лифт, и пока они ехали на четвертый этаж, он спросил: «Можно вас попросить принести прямо сейчас чашку чая?»
– Да что там чашку, у меня все для вас готово. Войдя в комнату, он обнаружил, что в камине весело потрескивают дрова, воздух тих и прозрачен, и он почувствовал себя дома. Оглядевшись, Кельвин увидел, что ни одна из его вещей не тронута, все лежит на прежних местах, даже маленький Будда покоится на своем месте на углу письменного стола. А тут и миссис Гэррик внесла поднос с дымящимся чаем.
Он сразу же выпил две чашки, и лишь после этого заметил, что уже без четверти шесть. Он достал из записной книжки прядь волос, и, как всегда, положил ее на ладонь, понимая, что для него и это важно – ведь мозг его не принимал в этом никакого участия. За все время в Крок Бэй он ни разу не достал прядь из кармана, и он знал почему – там он освободился от своих страхов. Сейчас же волосы сияли перед ним в приглушенном свете камина, и он снова почувствовал внутри знакомую дрожь.
Снизу загудело подъехавшее такси, Кельвин быстро спустился вниз, сел в машину и назвал адрес шоферу: «В гостиницу «Босуэлл».
Кельвин пошел прямо в маленькую комнатку, в которой они с Григ так любили посидеть после обеда – хотя сейчас он увидел, что комнатка была потрепанная, с жесткими кожаными креслами и закопченной решеткой старинного камина, поэтому постояльцы предпочитали отдыхать в более приятном холле гостиницы. Сейчас в комнате царил мрак и запустенье – лишь Григ с мертвенно бледным лицом, без движения сидела в углу. Огонь в камине не горел, свет погашен. Кельвин не мог побороть чувства, что в комнате пусто.
Бесцветным голосом Григ пролепетала: «Здравствуй». При этом она не пошевелилась, и приветствие в ее устах звучало как прощание. Он хотел было подойти к ней и поцеловать, но сил не было, поэтому сначала он включил свет и увидел, что она похожа на выпотрошенную раковину без моллюска. Кельвин взял ее за руку, почувствовал могильный холод, отпустил руку и тяжело опустился в кресло.
Он еще пытался разглядеть хоть что-нибудь в ее глазах, но на него смотрели лишь пустые окна заброшенного дома, из которого давно выехали все жильцы.
– Ты не замерзла?
– Замерзла.
Он привстал, позвонил в колокольчик, появился официант.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53