Под конец лета, с началом осенних дождей, в гости зачастил дальнобойщик Вася. Поначалу запросто, при бутылке. Потом с бутылкой и непременной закуской, а затем явился без бутылки, но с большим тортом, чтобы попить чайку, «как разумные белые люди».
Каждый раз он заводился на одной и той же теме: мужик должен быть добытчиком, бегать с дубинкой за мамонтами, а женщина должна хранить домашний очаг. Потом про мамонтов не повторялся, но рассуждал о том, что по-настоящему толковый работяга-шоферюга может сейчас зашибить хорошую деньгу только на Севере, скажем, в Тюменской области, куда у него уехал кореш и пишет письма. Условия там, понятно, ни к черту, но заработок очень и очень красивый, плюс всякие надбавки. Можно туда поехать, подписав контракт, тогда дадут и подъемные, но попадешь в кабалу на несколько лет. А принимают на работу и просто приезжих, чтоб до контракта осмотрелись, а уж потом подписывали договор на несколько лет и на месте обогащались теми же подъемными.
– Ты что, Вася, хвостом-то крутишь, никак мы тебя не поймем? – хитро спросила Наталья.
– А что понимать? Уволился я с работы. На Север еду.
– Денежной доли искать? – спросила Нинка.
– Да не ее одной, – уклончиво ответил Вася. – Сейчас, понятно, в неизвестно куда, так что за собой никого позвать не могу. Но осмотрюсь там...
– А я поеду, Вася! – засмеялась Наталья. – Серьезно тебе говорю – поеду! Климат сменю, от бормотухи отвыкну, там, говорят, только чистый питьевой спирт пьют, может, и курить брошу!
– Понятно, – сказал Вася. – Это хорошо, что решилась.
– А как же я-то?! – испугалась Нинка. – Куда я денусь, если ты на Север, Наталья, отвалишь?
– Здесь жить будешь, меня ждать, – уверенно сказала Наталья, вся раскрасневшаяся от желания хоть сейчас рвануть в северные снега. – Квартира-то за мной остается.
– Точно, – кивнул Вася.
– Заработаю кучу башлей и вернусь!
– Точно? – засомневалась Нинка.
– А то? Да мы еще и тебя туда вызовем! Квартиру забронируют, и вернемся как королевы! Ты себе хату купишь. Надо встряхнуться, а то так и сдохнешь в этой Москве проклятой, ничего на свете не повидав! Я ведь, грешно сказать, дальше Клязьмы за грибками всю жизнь никуда не выезжала.
На том и порешили. Через две недели Вася устроил на весь двор отходную, упились желающие и вдрызг, и всласть, а северянин сел на поезд и укатил в Тюмень.
Пришла осень, а писем от Васи не было. Но Наталья каждое утро трепетно бегала к почтовому ящику и продолжала готовиться к своему отъезду на Север. По этому случаю что-то продала, что-то перекупила и приобрела теплый полушубок на бараньем меху и утепленные сапоги, грубые и тяжелые, но Наталья считала, что именно в таких и положено ходить на Севере.
В ноябре началась зима, снег выпал. Но потом зима как-то разом повернулась опять на осень, снег сошел, зарядили дожди, Наталье негде было пофорсить своими обновками.
Московская зимняя жизнь оказалась немного потяжелей, чем летняя. Меньше стало всякой денежной халтурки, которую перехватывали в теплые дни, и вообще приходилось всерьез озаботиться своим бытом.
Нинке подвернулось было неплохое предложение работы на меховой фабрике: сиди да обрабатывай кроличьи шкурки. В цеху – тоже хорошо, тепло, светло и чисто, даже музыка играет. Но оказалось, что это производство строгое, все друг за другом подглядывают, чтоб кто какую шкурку, что подороже, не упер. Все строгости заключались в том, что требовалась «трудовая книжка». У Нинки ее еще не было, а выписывать ей новую жестокосердная кадровичка почему-то не пожелала.
По совету Натальи Нинка пошла в партком фабрики, и молодой парень, парторг, наорал на кадровичку, и та собралась было уже оформить ее, как положено, но тут обнаружилось, что работа на фабрике в три смены, днем, вечером и вообще в ночь.
Наталья взбунтовалась.
– Проводи подругу, а уж потом начинай!
– Да когда ты еще уедешь...
– К Рождеству будет письмо! – твердо сказала Наталья и угадала, будто сердцем чувствовала свое счастье.
Но до Рождества Нинку поджидала и вовсе нежданно-негаданная удача. Такое счастье, о котором она и подумать не смела.
Наталья однажды поутру побежала проверять почту, из Тюмени ничего, понятно, не было, а на имя Нинки был прислан конверт, в котором лежало два листочка.
На одном, бланке, было написано:
«Просим вас, Н. В. Агафонова, до Нового года закрыть свой депонент. Расчетный отдел».
На втором листочке были напечатаны слова на пишущей машинке, еле различимые:
«Агафонова, до расчетного отдела и кассы подойди ко мне обязательно. Сама понимаешь. Жду тебя двадцать четвертого числа с утречка. Прораб Николаев».
Ясно было, что Нинку вспомнили на той стройке, куда она сунулась было, чтоб устроиться на работу. Полгода ее ждали и вот наконец поняли, что стройки Москвы без нее никак не обойдутся!
По хмурому виду Натальи было видно, что оба послания ей не понравились, а может, она просто огорчилась, что Нинка получила письма, а она от Васи так ничего и не получила.
– Что такое депонент?
– Деньги на твоем счету лежат.
– Какие деньги? – подивилась Нинка.
– Да уж не знаю!
– И я не знаю. Может, мне туда не идти?
Наталья только плечами пожала, поступай, мол, как сама знаешь, это дело твое.
Ах, если бы прислушалась в тот момент Нинка к этому предупреждению, которое подсказывало ей сердце, если б хоть на секунду призадумалась, что в этом деле, в этом незнакомом слове «депонент» есть что-то страшное и опасное! Если бы да если бы... Но многие беды не миновали Нинку стороной, потому что к сердцу своему она не прислушалась.
Двадцать четвертого, как указано было, снова пошла на знакомую стройплощадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131