Принес громадного гуся весом со взрослого поросенка, сказал, что по дороге купил под Москвой, возле Можайска. А когда выпил под гуся свою порцию, то рассказал, что гуся он вовсе и не купил, а сбил его по дороге на своем грузовике, остановился, быстренько подхватил птицу, докрутил ей голову и потому явился на праздник со свежатинкой.
– Не стыдно вам? – спросила Нинка.
– А чего стыдиться? – вытаращил глаза Вася.
– Так ведь хозяева его растили, может быть, под Рождество готовили.
– Пусть следят за своей животиной! – ответил Вася. – А мужик, как я понимаю, в первую очередь должен быть добытчик! Мой прапрадед, наверное, не на тягаче ездил, а с дубиной на мамонта охотился. Бегал без штанов и забивал мамонтов. И в том есть мужское предназначение – добытчиком быть для семьи. Вот я и добыл мамонта. Правда, летающего.
Август пришел дождливый, сразу какой-то холодный и осенний, и неожиданно объявился официант Саша. Был он смурным, ежился все время, будто его озноб по шкуре всю дорогу продирал, глаза отводил в сторону, но начал с того, будто бы пришел по делу, чтобы помочь Нинке.
– За кольцевой дорогой, по Каширке, большое кафе открывают. Меня туда завзалом берут. Если хочешь, Нина, начну тебя натаскивать на официантку. Через месяц, правда, запустят в эксплуатацию, но кадры подбирают и оформляют уже сейчас.
Нинка сразу поняла, что кафе-то, быть может, и открывают, и быть может, Сашу и нанимают туда в маленькие начальники, но ее он брать туда не собирается, а пришел, чтобы наладить прежние отношения.
– Как там жена-то твоя поживает? – напрямую спросила Нинка. – Не скисла еще от ревнючести?
– Живет...
– А дети?
– Растут...
– А что сюда явился?
– Так вот. Работу предложить.
– Брось врать! – засмеялась сразу все понявшая Наталья. – Молодую девку после своей крашеной лахудры забыть не можешь! Только ты, Сашка, был дурак и дураком останешься, а она, Нинка, с каждым часом ума набирается! Ежели так и дальше пойдет, то через год-другой даже умнее меня будет, в Кремле, в правительстве окажется! А тебя, как я понимаю, из твоего классного ресторана поперли, раз ты в придорожной заплеваловке работать собираешься.
– Это к делу не относится, – опечалился Саша. – А что я Нину действительно каждый день помню, так это истинная правда, я и поклясться могу.
– Ты бы, халдей, в свое время, – сказала Наталья, – тогда бы, по весне, взял детей да Нинку под жабры, и мотали бы куда отсюда. Она-то совсем свежая да глупая была, жил бы теперь, как шах-иншах, в Сочи.
– Я думал о таком варианте...
– Можешь не рассказывать, – сказала Нинка. – Теперь поздно.
– Почему поздно?
– Да так, – не стала объясняться Нинка.
А сама подумала, что и правда, что б ей сейчас ни предложил Саша, и будь он даже без семьи, ни за какие коврижки она бы с ним жить не стала.
– Не могу я тебя забыть, Нина, – сказал он. – Вроде бы я тебя и склеил только для одних постельных дел, вроде бы и покупал тебя, извини, за всякие продукты и рестораны, а куда-то ты мне запала.
– В штаны она тебе запала! – захохотала Наталья, уже изрядно захмелевшая с трех бутылок дорогого портвейна, который принес с собой Саша.
– Грубая ты, Наталья, – грустно сказал Саша. – И вся ты до конца прожженная, выгоревшая. Сама изгадилась и девчонку хорошую портишь.
Наталья от этих слов изобиделась и ушла к себе.
А Нинке вдруг стало жалко этого человека, видно, дела у него совсем были плохо, и в темную августовскую ночь она его не отпустила, оставила до утра у себя.
Но утром сказала спокойно и твердо:
– Больше, Саша, не приходи. Это у нас с тобой последнее прощание было. Чтоб знал, что я тебя дальше порога не пущу, а уж Наталья тем более.
– Я понял, – сказал он. – Прощай тогда, навсегда прощай!
Она была уверена, что он еще объявится, и объявится не раз.
Сама же его сразу так забыла, будто бы он умер.
Восьмого августа, когда слесари меняли на кухне газовую плиту, Нинка этот день навеки запомнила, она нашла за плитой книжку под названием «Дама с камелиями», без обложки, затрепанную и разодранную, выпущенную еще до революции. Читать Нинка не любила, поскольку был телевизор, но в тот вечер по нему показывали сплошной футбол, и она взялась за книжку.
Прочла Нинка «Даму с камелиями» не отрываясь, последнюю страницу перевернула на рассвете, поплакала, накрывшись одеялом, поспала и принялась читать снова, уже медленно, вдумываясь в каждое слово и снова рыдая через каждую страницу.
Наталья явилась к обеду, взглянула на опухшее Нинкино лицо и зашлась в крике:
– Кто тебя избил?!
– О, дорогая! – завыла Нинка. – Только она, роковая судьба, воля всесильного рока причина всех бед и несчастий! Я, рожденная в грязи и пороке, не достойна дышать с тобой одним благотворным воздухом, не достойна порядочной жизни в высшем обществе, и мое место на задворках! Там и только там найдет успокоение моя душа, под хладной плитой могилы в вечном покое и мраке преисподней!
– Ты что, вчера пила без меня?! – не на шутку перепугалась Наталья. – Денатурат, одеколон? Или политуру?!
– О-о! – застонала Нинка и заломила руки.
Без дальнейших раздумий Наталья выдернула из кофты початую бутылку водки и почти насильно влила в Нинку половину.
После того та заговорила по-нормальному, и Наталья успокоилась. Но тайну книжки Нинка своей подруге не выдала. Почему-то она решила, что какая бы разумница Наталья ни была – но не поймет, что книжка-то написана про нее, про Нинку, хотя она и писана сто лет назад, как оказалось, писателем Александром Дюма.
Она нашла переплетную мастерскую, книжку ей подремонтировали, переплели в кожу, денег она заплатила немереную сумму, но о том не жалела и хранила книгу в самом надежном тайнике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131