– Одна и та же дешевка, что во всех городах мира, считающихся за туристические. Я вам подарю что-нибудь стоящее. Будет свободный день и съездим куда-нибудь в деревню. Здесь встречаются иконки славянского письма, очень своеобразные, хотя и современной работы.
– Не надо, – сказала Нина. – Это ведь дорого.
– Нет. Не дорого. К тому же я вспомнил, что уже давным-давно никому ничего не дарил. Разве что жене ко дню рождения.
Нина глубоко вздохнула и спросила:
– Виктория Самойлова, когда ездила с вами на этот фестиваль... она с вами спала?
Он не удивился вопросу, спокойно посмотрел Нине в глаза и так же спокойно ответил:
– Нет. Я с ней не спал. Она скучная дура.
– Скучная – это не главное, – выдавила улыбку Нина. – Вы сами сказали, Аркадий Сергеевич, что у женщин другое оружие.
– Конечно. Но у Вики Самойловой это оружие слишком примитивное. А у вас в Москве разве нет... друга?
– Нигде нет.
– А отец ребенка?
– Об этом не надо. Я, как говорится, свободна, хотя вовсе этой свободе и не рада.
«Навязываюсь, дальше некуда, – с огорчением подумала она про себя. – И не хочу, может быть, не хочу до конца, до жажды, а навязываюсь. Вот сейчас и получу по морде».
Но он молчал и ничего не говорил. И так, молча, они допили свой кувшинчик и вышли из подвальчика, когда солнце уже отбрасывало на землю длинные, прохладные и глубокие тени.
Они сделали несколько шагов по неровным булыжникам мостовой, Андреев взял ее под руку и сказал:
– Пусть будет так. Получилось, что на сегодня мы нужны друг другу.
– Да, – ответила она. – Нужны.
Ночью она проснулась с таким глубоким и умиротворенным спокойствием в душе, которого не могла припомнить в своей жизни.
Андреев лежал рядом, словно ребенок, засунув голову под подушку, и дышал так, что его было едва слышно.
За открытым окном было очень тихо, ни звука, а через верхнюю фрамугу виднелись незнакомые лучистые звезды на совершенно черном, черном, как антрацит, небе.
В голове у Нины не было ни одной мысли и не хотелось ни о чем думать, не хотелось цепляться за какую-нибудь мысль, потому что и не нужна она была совершенно.
Вторично она проснулась уже утром от легкого движения в номере.
Она открыла глаза и увидела, что Андреев делает зарядку, старается при этом двигаться бесшумно, что у него почти получалось.
Красивый мужик, красивое тренированное тело, подумала Нина, сквозь полузакрытые веки разглядывая его белый незагорелый торс с гибкими, перекатывающимися мышцами.
Он почувствовал ее взгляд, остановил движение, шагнул к кровати, наклонился и легко поцеловал в уголок губ.
– Пора вставать, – тихо сказал он. – Пора на завтрак.
– Вы пойдете переодеваться, бриться?
– Нет, спустимся в кафе вместе.
Она села на кровати и спросила с легким удивлением:
– Но нас увидят, Аркадий Сергеевич?
– Так и что?
– Увидят, что мы пришли утром вместе.
– Пусть увидят. А ты хочешь, чтоб я или ты прятались, не глядели друг на друга, как нашкодившие кошки?
– Да нет, – продолжала не понимать его Нина. – Но это как-то...
– Что «это как-то»?
– Вы не боитесь?
Он помолчал, потом спокойно посмотрел ей в глаза и сказал без выражения:
– Я так долго боялся, столько лет выверял и предусматривал каждый свой шаг, каждый поступок, что мне это надоело. Я себя мужчиной не чувствовал из-за этой своей трусости. За каждый пустяк мне могли перекрыть кислород. За каждый взгляд, я уж не скажу, что за каждое слово. Мы с тобой свободные люди. И живем так, как нам нравится.
– Но... Вы простите, Аркадий Сергеевич, все-таки у вас жена.
– Брачные узы, моя милая Нина, вовсе не означают кандалы для личности.
– Но вы же сами сказали, что ей могут написать анонимку.
– Не могут, а напишут, – коротко засмеялся Андреев. – Но мне на это наплевать. С твоим появлением в моей жизни у меня началась эпоха «всенаплевизма». Хороший я изобрел термин?
– Прекрасный.
– А ты, я вижу, робеешь объявиться пред ликом нашей братии вместе со мной?
– Я? – Нина подумала и тоже засмеялась. – А что взять с уборщицы, Аркадий Сергеевич? Начальник в поездке возжелал, приказал, наше дело – ложись.
Она увидела, как закаменело у него лицо, и торопливо сказала:
– Не слушайте, что я говорю. Ради бога. Ляпнула просто так. Я ничего не говорила. Будь вы хоть начальник, хоть бомж последний, все равно все было бы как было.
– Л понял, – ответил он. – И мне почему-то нравится, что ты продолжаешь называть меня по имени-отчеству. Глупо это, но почему-то очень нравится.
– Я буду вас называть так всю жизнь, Аркадий Сергеевич, – убежденно сказала она.
– Всю жизнь – это очень долго. Вставай, хулиганка! – Он сдернул с Нины простыню, перекувырнул на живот и шлепнул по заднице. – Сорок пять секунд на подъем, как приказывают в армии, и в боевые порядки! Все будут здесь бездельничать, а тебе придется работать.
– Как это так? – крикнула она, уже убегая в ванну.
Он вошел следом за ней, включил душ и объяснил:
– Очень просто. Я уже встретил тут нужных людей из Германии, Венгрии и парочку знакомых чехов с Пражского телевидения, так что буду вести деловые переговоры. Кленова и Дронова, этих старых волков, в такую погоду в зал не загонишь, да и не нужен им этот зал, они уже все на свете видели и все знают заранее, а старушка Донцова вчера встретила знакомую критикессу из Польши, так что тоже отсиживать в зале не будет. Ты наш полномочный представитель в нашей российской ложе и помучайся ради общего блага.
– Сидеть и смотреть все фильмы?! Так я же это люблю! С детства мечтала целый день просидеть в кино.
– Не только сидеть. К тебе могут подвалиться журналисты и спросить твое мнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131