Но Стивен был высоким и с хорошей осанкой, с сияющими серыми глазами и сильными скулами, немного лысеющий, и еще его очки в тонкой оправе придавали ему искренности. А искренность – это то, что надо для человека, который специализировался на поглощениях и захватах.
Вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову мысль убить его.
Но хватало ли у них денег, чтобы он мог уйти на пенсию? После сегодняшнего дня Дана особенно осознавала параллели между состоятельностью и тем, чтобы быть degout снобом. Она никогда не задумывалась о том, чтобы быть легкомысленным, обычным снобом, потому что никогда не принимала этого всерьез. Но, послушав Бриджет, можно было сделать вывод, что они такие, как бы сказать, отвратительные.
– Неужели твоя поездка была такой изматывающей? – спросила Дана, а потом добавила: – Не хочешь выпить? – Все-таки это был долг жен Нью-Фоллса – уважать и служить, даже если речь шла всего лишь о бурбоне.
Стивен махнул рукой:
– Нет. Не сегодня.
Она была благодарна, что не надо вставать с дивана.
– Ты рано. Что-то не заладилось?
Потирая макушку рукой (наверное, чтобы волосы совсем не росли), он сказал:
– Вообще-то сделка прошла хорошо. Быстро. Мы со всем управились в рекордное время.
– И ты устал.
– Да. Ненавижу эти поездки.
– Тогда иди на пенсию.
Муж засмеялся:
– И что я буду делать?
Дана пожала плечами:
– Ну, играть в гольф. Ходить под парусом. Я не знаю. Что делают другие?
Он снова засмеялся, пропустив ее замечание мимо ушей.
– Скажи мне: чем ты занималась, пока меня не было? Ты выглядишь задумчивой. Что-то случилось?
Издав тяжелый вздох, Дана рассказала ему, что Винсент Делано убит, Китти арестовали, Бриджет считает, что все ее подруги снобы, а Кэролайн ведет себя как-то странно.
– Кэролайн Мичем всегда вела себя странно, – сказал Стивен, – это не новость. А вы, должно быть, и в самом деле снобы, и что тут такого?
Дана засмеялась и ткнула его ногу, которая теперь тоже лежала на кофейном столике, своей ногой.
– Ты ничего не сказал насчет Винсента и Китти.
– Перевариваю.
– Стивен, это убийство, а не куриный бульон.
– Кстати, что у нас сегодня на обед?
– Стивен!
Теперь настала его очередь вздыхать.
– Ну, я не удивлен. Плохо, что Китти арестовали, но разве ее можно винить?
– Винить? Ты об Иоланде?
– Иоланде? Парикмахерше? – Стивен фыркнул. – Какой там! Что ты скажешь насчет твоей подруги Лорен?
Дана побелела.
– Что? Что насчет Лорен?
Он снова потер макушку.
– Я тебе не говорил, что видел их?
– Кого?
– Их. Давно. Несколько месяцев назад. Может, год. Не знаю. Я думал, я тебе сказал.
Дана выпрямилась в струнку.
– Стивен, – сказала она, – выкладывай.
– Мы с Эдом Кенноном из Англии собирались выпить. Когда же это было? Может, прошлым летом? Ну, не важно. Мы пошли в бар Гарри, но там все было забито. Нет. Не летом. Это было весной. Где-то… Точно! Пятнадцатого апреля. Вот почему там все было забито. – Он улыбнулся так, словно он гений.
Дана едва сдержалась, чтобы не спустить на него собак.
– Я решил подождать Эда в холле. Ну, в «Хелмсли», ты знаешь…
Она прекрасно знала, что бар Гарри находится в «Хелмсли».
– Вот тогда-то я и увидел, как Лорен и Винсент выходят из лифта. Они так были поглощены друг другом, как будто только что воспользовались одним из номеров.
Если бы муж сказал, что земля разверзлась и поглотила Манхэттен, в этом и то было бы больше смысла.
Лорен и Винсент?
Их Лорен и ее, Китти, Винсент?
Стивен убрал свои длинные ноги со стола и медленно поднялся.
– Пойду налью себе чего-нибудь все-таки. Тебе принести?
Но Дана сидела безмолвно, ошарашенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни дышать.
Если бы не Люк, Бриджет отменила бы свою поездку в Прованс и Эйми полетела бы домой одна. Она бы пошла на встречу с адвокатом Полом Тобином вместе с Китти и Даной и помогла организовать подпевки, добавила бы свой альт к сопрано Китти. Очень плохо, что эти женщины снобы. Но они хотя бы умеют держаться вместе.
Бриджет была так раздражена тем, что Кэролайн так явно отшила Китти, что сделала бы что угодно, лишь бы помочь бедняжке. Но конечно, только не отменить свое путешествие.
Вернувшись в гардеробную Эйми, Бриджет снова стала пересчитывать и складывать свитера и думать, почему она позволила ей скопить у себя все эти признаки богатства, которое она начинала ненавидеть.
Ее отец был французским пастухом. Бриджет росла в Камарге, что на юго-западе Прованса, посреди белых лошадей, розовых фламинго и цыган, которые собирались весной. Она посещала школу «Сан-Мари де ля мер» – там, куда Мария Магдалина, по преданию, ушла после распятия Иисуса, – где Пти-Рон впадает в Средиземное море, где в избытке водились омары, а оливки и фиги привозили с холмов. Она молилась в церкви девятого века, перестроенной монахами в оборонительное сооружение города.
Это было милое, спокойное, полезное для здоровья место, в котором можно было расти даже в шестидесятые и семидесятые, когда весь мир раздирали протесты, мятежи и войны.
Когда ей было одиннадцать, Бриджет влюбилась в Люка, такого же пастуха, как и ее отец, хотя ему было всего тринадцать. В семнадцать Люк сражался с черными камаргскими быками на средневековой арене во французском стиле, где быков не убивали.
Они были предназначены друг для друга, Бриджет и Люк.
Когда ему исполнилось двадцать, они поженились. Когда ему исполнился двадцать один год, а Бриджет девятнадцать, у них родился сын, Ален, которого назвали в честь ее отца. Когда Люку исполнилось двадцать четыре, а Бриджет двадцать два, его пронзил бык. Он не мог больше ходить, но пенис был по-прежнему в норме, хотя депрессия у него была такая, что он почти не думал о сексе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67