Психотерапевт приехал около полудня на следующий день и долго беседовал с Розмари.
– Никаких транквилизаторов, – твердо заявил он, выписывая рецепт. – У вас депрессия. Попробуем справиться сначала с ней.
– Антидепрессанты, – сказала Фрэнсис, когда он ушел.
Розмари удивилась.
– Ты как будто знала. А я думала, что он просто пропишет что-нибудь тонизирующее.
– Я их принимала.
– Ты никогда не говорила.
Фрэнсис пожала плечами, поцеловала подругу и стала собираться.
– Мартин приедет завтра, а не в понедельник. Идет?
– Идет.
Розмари сразу же начала проводить курс, рассчитанный на три недели.
– А что потом? – спросила она Фрэнсис.
– Ты почувствуешь себя лучше дней через пять. Но с четверга ты должна начать работать. Договорились?
Розмари нерешительно кивнула. Она больше не заговаривала о Бене, и хотя ей очень хотелось спросить, не звонил ли он, она знала, что Фрэнсис все равно ничего не скажет, а сама она не осмеливалась подходить к телефону. Ей с трудом в это верилось, но она уже начинала его прощать. В четверг, когда она ехала в такси, глядя на людей, спешивших вниз по Риджент-стрит и поднимавшихся к Оксфорд-серкус, она твердо знала, что хочет его видеть. Чтобы сказать ему: «Я тебя простила» – чтобы услышать, как он скажет: «Извини меня, Рози. Это потому, что я тебя люблю». И она поймет и обнимет его, и их отношения станут новыми, более глубокими. Она держала эти мечты и фантазии при себе, боясь осуждения окружающих, зная, как глупо должна выглядеть в их глазах. Она позволяла им думать, что ей становится лучше, что она оставила мысли о Бене Моррисоне и возвращается к привычной прежней жизни.
Фрэнсис перебралась к себе, девушки уехали в Глазго, дом был в полном ее распоряжении. Она перестала надевать цепочки на двери и каждую ночь ждала, что он придет. Однажды, когда в три часа утра зазвонил телефон и она сняла трубку, но услышала только молчание, она убедила себя в том, что это был Бен и что он побоялся заговорить. Она чувствовала к нему нежность, ей казалось, что ему больно и тяжело без любви, которую только она одна может дать.
За неделю до того, как Джоанна должна была вернуться из Глазго, Розмари в буквальном смысле слова наткнулась на молодую женщину в очереди за салатом в кафетерии Би-би-си. Они с улыбкой извинились, а Розмари показалось, что это лицо ей откуда-то знакомо.
Девушка сказала:
– Вы Розмари Дауни, правда?
Розмари порылась в памяти, пытаясь связать прямые волосы и голубые глаза девушки с каким-нибудь именем.
– Да, – пробормотала она. – Извините, но я никак не могу вспомнить ваше имя.
– О, Розмари, мы с вами незнакомы. Я Джил. Джил Спенсер, подруга Бена. Он наверняка вам обо мне говорил. Я мать Джейми. – Розмари вдруг захотелось опуститься на стул, аппетит напрочь пропал. Джил Спенсер оглядела переполненный кафетерий и быстро указала на незанятый столик. – Мы можем поговорить? Вон там, кажется, свободно. Вы не возражаете?
Розмари покачала головой, и они прошли к столику. Джил была выше ростом, чем Розмари; по сути дела, она была просто высокой и довольно худой. Она беспечно улыбалась. Розмари почувствовала, что ей хочется вдруг оказаться где угодно, только не здесь. Они сели лицом друг к другу.
Розмари заговорила первой:
– Я сначала не поняла. Я имею в виду – не поняла, кто вы. Я видела вас с сыном на фотографии.
Джил улыбнулась.
– Вот уж не думала, что Бен ими хвастается. Мне казалось, что это не соответствует его образу. – Она рассмеялась.
– По-видимому, вас это не слишком задевает, – заметила Розмари, а потом с трудом выговорила: – Он вам сам говорил обо мне или…
– Господи, конечно же, нет. Это не в его духе. Ему нравится, чтобы его воспринимали как эдакого одиночку. Вроде как Клинт Иствуд, который исчезает на фоне заката, а все остаются облагодетельствованными и тоскуют по нему.
Она опять засмеялась, а Розмари в смущении покачала головой.
– Вас это действительно забавляет или вы делаете вид? Я имею в виду ради меня? Насколько я понимаю, вы с ним развелись? Он говорил мне…
– Ну и сказал. А почему бы нет?
Розмари удивленно взглянула на нее. Лицо Джил стало серьезным, она вздохнула.
– То, о чем я действительно хочу поговорить, может оказаться для вас неприятным. Но я должна это сделать – для Джейми и для себя. Мы почти не видим Бена, а ведь Джейми нужен отец. Он всегда надолго исчезал, но теперь я даже не знаю, где он. И когда я вас увидела, то сразу же вспомнила фотографию в газете и решила: это просто судьба, что я попала в эту радиопостановку и встретила здесь вас.
– Я не знала, что вы актриса.
– Играю, когда подворачивается работа. Бен не особенно жмется насчет денег. Просто нам хотелось бы почаще его видеть.
– Но какое отношение это имеет ко мне? Чем я могу вам помочь?
Джил наконец доела. Розмари даже не притронулась к еде.
– Вы курите? – Джил протянула ей пачку «Мальборо». Розмари взяла сигарету и стала прикуривать от большой старомодной зажигалки девушки. Пламя потухло, она потрясла зажигалку, попробовала снова. – Она вечно так, – вмешалась Джил, встала из-за стола, подошла к группе людей, очевидно, знакомых, и прикурила. Немного поболтала с ними. Розмари наблюдала за ней. Оживленная, говорит быстро, джинсы выцвели, а внизу болтается бахрома – укорочены просто ножницами. Они были ей явно велики и держались на тонкой талии мужским ремнем. «Это джинсы Бена», – подумала Розмари и почувствовала болезненный приступ ревности.
Джил вернулась, села.
– Простите. – Она кивком указала на людей, с которыми разговаривала. – У них репетиция. Я попросила, чтобы меня прослушали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108