Розмари подумала, что было время, когда она разозлилась бы и бросила дочери тряпку. Теперь же молча ждала ее объяснений.
– Она позвонила несколько дней назад. Была в ярости по поводу снимков в газетах. Я изо всех сил старалась не выходить из себя и объясняла, что все это скоро рассосется, но ты же ее знаешь. Ее в сто раз больше беспокоит, что подумают соседи, чем твое состояние.
– Ну, это, пожалуй, слишком, – вяло запротестовала Розмари, больше от слабости, чем потому, что была не согласна.
– Ничего не слишком, – заявила Элла и набрала в грудь побольше воздуха. – Как бы там ни было, я не выразила глубокого соболезнования ее положению, и она сразу же спросила, живет ли у нас моя толстая подруга и долго ли она еще собирается сидеть на твоей шее.
– Чертова стерва! – вырвалось у Розмари.
– Вот и я ей то же сказала.
– Теми же самыми словами? – У Розмари поднялись брови.
Элла пожала плечами.
– Ну, одно слово, возможно, было другое.
– В один прекрасный день у твоей бедной бабушки случится разрыв сердца, если ты не перестанешь при ней ругаться. Она этого не выносит. Ей было бы легче, если бы ты ограбила банк.
Элла продолжала:
– Она тоже так сказала – про то, что не выносит, когда ругаются, а не про банк. В общем, я сказала ей, что люблю Джоанну, что мы любовницы, что ты ничего не имеешь против и чтобы она прекратила вмешиваться в нашу жизнь.
– Что потом?
– Потом она повесила трубку.
Розмари встала и отнесла в раковину пустую чашку.
– В этом вся моя мать, – сказала она. – Всегда прячется от неприятного. Просто взять и повесить трубку.
Элла подошла и обняла мать за талию.
– Извини, ма. Ты с этим справишься? Она обязательно позвонит. Я сказала ей, что ты приедешь в три. Еще до всего этого скандала. У тебя есть еще несколько часов.
– Все в порядке, дорогая. Я скажу, что тебе хотелось ее подразнить.
Элла сняла руку с ее талии и отступила.
– Нет, ма, на фиг! Ты ведешь себя как настоящая дочь своей матери! Можешь ты хотя бы раз в жизни ей возразить? Черт возьми, да вы же обе одинаковые.
Розмари эта вспышка удивила и возмутила.
– Что ты имеешь в виду? Дочь своей матери? Я совсем не похожа на нее.
– Нет, похожа. Скажи ей все прямо. Просто возьми и скажи. Если бы ты ей тогда призналась, что спишь с Беном, ее бы так не шокировали эти идиотские снимки, где вы пялитесь друг другу в глаза.
– Ладно, попробую, – вздохнула Розмари. – А ты права – я трусиха. Все, что угодно, лишь бы было тихо.
Элла уже успокоилась.
– Если бы ты могла хоть иногда смотреть правде в глаза, у Бена уже давно не было бы ключа от этого дома, – назидательно проговорила она.
У Розмари сузились глаза.
– Послушай-ка, дорогая, ты перехватила через край. – Голос у нее стал низким и резким.
Элла усмехнулась, подняла руки, сдаваясь.
– Дело твое.
– А теперь, – продолжала Розмари, – что еще ты мне хочешь сообщить, пока я не начала распаковываться? Что еще хорошенького у нас произошло?
– Бен загадил весь дом.
– Что?
– Да не он, а кот! Он гадит везде где попало. Ветеринар говорит – от старости, но он может ему что-нибудь дать, хотя если это и подействует, то ненадолго. Когда здесь Бен, он только этим и занимается.
– Теперь я уже вообще ничего не понимаю.
– Твой любовник ночевал здесь два раза, пока тебя не было, – отчетливо выговаривая каждое слово, объяснила Элла, – и оба раза Бен-кот уделал всю твою спальню.
– Боже правый! Бен, наверное, страшно разозлился.
– Еще как! Он заставил меня убирать. Сказал, что его тошнит. И вышвырнул беднягу на улицу.
– Он терпеть не может кошек.
– Это кот его терпеть не может. – Элла подошла к холодильнику. – И я его понимаю. Мужчины становятся просто невыносимыми, когда дело касается уборки. – Она открыла холодильник. – До чего же есть хочется. Ты сходишь в магазин?
Розмари засмеялась.
– Дай мне сначала хотя бы распаковать вещи. – Она прошла в холл и бросила через плечо: – Попридержи остальные новости, пока я не приму душ. Мне будет легче их переварить.
Оставшись в одиночестве, она стала размышлять о том, что могли означать наезды Бена в Уимблдон. От кого или от чего он сбегал сюда? Мысль о том, что он спал один в ее большой постели, доставляла ей удовольствие. «Как ручной голубь», – неожиданно мелькнуло в голове. Он использует мой дом как убежище. Но это радовало ее. Она решила ничего ему об этом не говорить. Розмари приняла душ, распаковала чемодан и позавтракала.
– Где Джоанна? – спросила она у дочери.
– Ах да, я забыла, что ты ничего не знаешь. Она ставит две пьесы в театре в Северном Лондоне. Поехала обсуждать сценарий с писателем.
– Прекрасно.
– Жуткая вещь – деньги! – весело воскликнула Элла, потом серьезным тоном продолжала: – Ма, ты действительно не возражаешь, что она здесь живет? Все дело в деньгах. Мы уже давно бы куда-нибудь переехали, но как представим себе, что придется жить в однокомнатной квартирке…
Розмари оторвала взгляд от тарелки.
– Ничего удивительного. Перспектива жить с тобой в одной комнате кого угодно приведет в ужас, даже Джоанну.
Элла засмеялась.
– Я пошла наверх. Если понадоблюсь, позови.
Телефон зазвонил ровно в три. Это была мать.
Розмари глубоко вздохнула, готовясь к разговору.
– Привет, ма. Как дела?
– Когда ты вернулась?
– Я прекрасно провела время, – сказала Розмари.
– Так или иначе, ты дома. – Бетти замолчала. Розмари тоже не произносила ни слова, не желая облегчать ей задачу и первой заводить разговор, которого та от нее ждала.
– Да, я дома, – наконец проговорила она.
Бетти Дальтон решилась:
– Я полагаю, тебе уже известно, что Элла мне нагрубила? Она говорила тебе, как я была расстроена?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108