Только напуганный.
– И очень опрятный.
Он засмеялся так же, как его мать, и ее невольно передернуло.
– Ты ненавидишь ее? – спросила она, ощутив внезапное сострадание к его очевидной уязвимости, которую он не смог скрыть от нее.
– Возможно. Мать просто чудовище. Разве ты не согласна?
Розмари ничего не ответила, она не настолько жестока, чтобы согласиться с ним.
– У меня есть сводная сестра, – сказал он. – Дочь отца от первого брака.
– Неужели? Она живет с ними?
– Нет.
Наступило молчание, а затем он добавил:
– Мать выставила ее из дома за то, что она забеременела. Ей было семнадцать лет. Ее зовут Джейнина.
Машина остановилась у гостиницы, и они побежали к дверям, спасаясь от дождя.
– Надо чего-нибудь выпить, – предложил Бен. – Я хочу принять душ и переодеться.
После душа, заказав вино в номер, они облачились в махровые халаты и неловко уселись на кровать в ожидании заказа. Не в силах прикоснуться друг к другу, они застыли в молчании, пока, наконец, официант, принеся вино, не оставил их одних, получив свои чаевые.
– Налить нам обоим? – спросил Бен все так же неуверенно. Волосы его, влажные после душа, в беспорядке упали на лоб, взгляд молил о снисхождении.
– Обоим, – сказала она. – Если ты уверен, что хочешь именно этого.
– Что тебе дает наша связь, Рози?
– Все, чего у меня никогда не было, и я даже не подозревала, что хочу этого.
Тогда он, засмеявшись, привлек ее к себе.
– Ты любишь меня, Рози?
– Да. А ты любишь…
– Ты обидишься, – сказал он, прежде чем она закончила вопрос.
– Я готова рискнуть.
Наверное, глупо было спрашивать его об этом, но она почувствовала неведомую ей прежде уверенность в себе. Теперь она знала о нем гораздо больше, и это делало его ближе.
– А твой отец виделся с ней с тех пор?
Она задала этот вопрос внезапно, лежа в его объятиях, но на сей раз скованная и безучастная.
– С кем? С Джейниной?
Она кивнула.
– Я никогда не спрашивал. Ей сейчас сорок лет. Мы никогда об этом не говорим. Даже мать.
– Бедная Джейнина.
Протянув руку, она отвела ему волосы со лба.
– Бедный папа.
– Бедный Бен.
Она вновь притронулась к его щеке, на которой к вечеру пробилась щетина.
– Я люблю тебя, Бен.
– Давай радоваться этому. Больше никаких семейных визитов.
– О'кей. – Она поежилась. – Какой был ужасный день.
– Среды всегда были говенными. По средам в школе мы занимались столярными работами. – Он улыбнулся своему воспоминанию. – Я ненавидел столярные работы.
– А у нас было вышивание, – проворчала она.
– Четверг будет лучше.
– По четвергам бывали народные танцы, – сказала она. – Тоже радости мало.
12
Вечер среды они провели вдвоем, избегая бара и команды киношников. Ужинали поздно, в ресторане по соседству. Бен уже успокоился и обрел прежнюю самоуверенность. Розмари все еще сомневалась в нем, но твердо решила не портить себе оставшиеся дни недели и относиться к происходящему по возможности беспечно.
Он много рассказывал ей о матери и, наконец, к великому ее облегчению, заговорил о своем сыне Джеймсе и о пятилетней связи с Джил. Он ушел из дома в шестнадцать и поселился вместе с друзьями из католической школы, туда ходил с одиннадцати лет. В то время ссоры с матерью были ужасными, и он никак не мог забыть тех сцен, которые произошли еще раньше, когда была изгнана из дома его молоденькая сводная сестра. Неспособность отца постоять за себя подтолкнула Бена к бурному разрыву с пугающе опрятным родительским домом в северной части Лондона. Он и его школьные друзья – два мальчика и одна девочка – сняли квартиру с пансионом в ветхом здании на Олбани-стрит. И первое время он очень радовался тому, что сам распоряжается своей жизнью.
Мать его с ужасом обнаружила, что по закону не может принудить его вернуться. В школу он заглядывал изредка, и в конце концов его исключили. Он зарегистрировался как безработный. Когда у него появлялись какие-то деньги, он покуривал травку и несколько раз попробовал кокаин, однако к героину его никогда не тянуло.
– Думаю, во мне слишком силен инстинкт самосохранения, – сказал он Розмари, которая слушала, в изумлении раскрыв рот.
По сравнению с ним ее жизнь была упорядоченной и, если можно так выразиться, «благопристойной».
– Как же ты стал актером? – спросила она.
– Это началось в юношеском клубе. Теперь их немного осталось. Тэтчеровское правительство сделало их платными. Бог знает, чем бы я кончил без этого.
– Ты работал?
– В барах. Забавная работенка. Вот баров по-прежнему полно, куда ни глянь. – И Бен приложил руку к глазам козырьком.
– Дальше. Что было с родителями? Каким образом вы помирились?
– Это все руководитель юношеского клуба. Я стал ходить в драматическую студию. Получил аттестат. У меня были совсем неплохие оценки в средней школе, и он убедил меня пойти учиться дальше, в вечернюю школу.
Бен умолк и продолжил после паузы:
– Пришлось вернуться домой, когда я поступил в колледж. Мне было тогда почти девятнадцать.
– Мать приняла тебя с распростертыми объятиями?
Бен засмеялся.
– Боюсь, именно так и было. Я вновь оказался в ее власти. Я и отец. Два года терпеливо сносил все ее капризы. Должен признать, что она стала куда более сносной – из-за колледжа. Актерство было моим спасением, это точно. Господи, как же я ненавидел ее. Все эти жуткие вязаные джемперы, которые она заставляла меня носить. Я сбрасывал их в метро. Предпочитал дрожать от холода, даже в разгар зимы. Они все были голубые и желтые, а я тогда был… большой.
– Что, толстый? – удивленно спросила Розмари.
– Толстый. Поверь мне. Раздулся, как авокадо. Мать меня закармливала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108