Моя сестра станет не только первой женщиной, но и вообще первым членом нашей семьи, имеющим университетский диплом. Я тоже буду ею гордиться.
– А где бабушка? – спрашивает Бели.
– Старуха, – Мариане нравится звать бабушку «старухой». Видимо, она считает, что таким образом ее старшая сестра монополизирует в нашем доме квоту на старость и освобождает ее от этой роли, – отправилась за своим лотерейным билетом. Сегодня понедельник. Она мечтает стать миллионершей, и это в ее-то возрасте… – В глубине глаз Мари затаились насмешка и неверие: наверное, тетя боится, что однажды бабушкино увлечение азартными играми принесет свои плоды, наша семья перестанет зависеть от ее денег и она не сможет больше тиранить всех нас.
– Бели, поможешь мне почистить картошку? – спрашивает мама.
Как ни парадоксально, Бели – единственная, кто по-прежнему держится за мамину юбку, хотя только ее мать била с таким рвением, как будто за это ей должны были дать бонус в виде дешевой посуды из супермаркета.
Моя младшая сестра начинает чистить картошку, что-то напевая, пока я безо всякого энтузиазма застилаю скатертью длинный деревянный стол. В былые времена на этом старом столе забивали бедных и невинных свиней, а потом он служил местом, где уже другие животные питались трупами первых. Когда-то его привезла сюда моя бабушка, потому что в обеденное время нас собиралось такое количество, что требовалась по-настоящему большая кормушка, чтобы мы могли совместно осуществлять трапезу. Этот стол мясника нам очень подходит. Мы прекрасно умещаемся за ним, к тому же он, как и мы, чертовски скромного происхождения. Одни могут устроить за ним банкет, а кому-то он служит для других удовольствий.
Но вообще-то, меня не слишком волнует история, когда я покрываю стол скатертью. Это дорогая скатерть, которую с большой осторожностью регулярно гладит моя мать, хотя и с большим жаром утверждает, что делать это совсем не обязательно. Я кладу два дополнительных прибора для Гадор и для моей племянницы Паулы, украдкой поглядывая на тетю, которая, в свою очередь, бросает вожделенные взгляды на бутылку волшебного ликера, недоступно поблескивающую почти под самым потолком.
По кухне начинает распространяться запах мяса, которое моя мать тушит вместе с зеленью. Мне кажется, я слышу журчание желудочного сока у моей тети – его жадный поток пробирается по лабиринту ее больных кишок.
– А когда собираются явиться твои дочери, твоя племянница и твоя мать? – недовольно спрашивает тетушка голосом, напоминающим ржание.
– Кармина и Бренди не собирались задерживаться, – говорит мать и бросает на сковородку брюссельскую капусту, артишоки, зеленую фасоль и мелко нарезанную морковь. – А Гадор и девочка сейчас с бабушкой. Они пошли вместе, чтобы Паула могла прогуляться. Бедная малышка весь день провела в четырех стенах и не дышала воздухом.
– Ей и так повезло, что она здесь. Ни мать, ни дочь не должны жаловаться. А если хотят прогуливаться, пусть отправляются обратно в свой дом. Если только их свинарник можно назвать домом, ведь там просто отхожее место…
Я не совсем понимаю, то ли она имеет в виду, что дом Гадор – свинарник, потому что там беспорядок, то ли, что квартира у нее такая маленькая, что кроме туалета там ничего не могло уместиться. Впрочем, в конце концов, какая разница. Не стоит особенно напрягаться, чтобы ее понять.
Я смотрю на Мариану недружелюбно, но она уже некоторое время избегает моих взглядов.
Слышно, как в другом конце коридора хлопает входная дверь, и наша собачка Ачилипу, которая обычно дремлет на коврике у входа, несколько раз приветственно тявкает.
Я слышу, как Бренди общается с собакой. Через мгновение она входит в кухню и приносит с собой запах – такие терпкие духи привлекают внимание, и в то же время они просто невыносимы – это ее яркая характеристика, как и по-кошачьи чувственные движения. Меня всегда удивляло, что моя сестра Бренди, настоящая кошка, так хорошо ладит с собакой. У нее длинные вьющиеся волосы, которые ложатся крупными, мягкими волнами; ее сережки в виде подвесок такие длинные, что из них можно было бы сделать бусы. Боди из кружевного полиэстера, купленное на распродаже, обтягивает грудь и выглядывает из-под жилета в индийском стиле, украшенного разноцветными блестками, от которых слепит глаза. Брюки, не слишком скромные, сильно облегающие, сшиты из бархата цвета мальвы и подходят по цвету к трем или четырем блесткам на жилете. Моя сестра Рейес, которую мы зовем Бренди, видимо, потому, что мой отец до бровей нагрузился бренди перед ее зачатием, желает добиться в жизни только одного – стать богатой и знаменитой. Однако пока ей приходится довольствоваться совсем другим: она делает массаж, сопровождая его полунаучными объяснениями, с утра до вечера трудится в клинике эстетической хирургии, принадлежащей врачу, который содержит жену и двух любовниц и зарабатывает на том, что вырезает пласты жира у своих клиентов. В ее плане на ближайшее будущее лишь один бизнес-проект: найти страшно богатого мужа, который навсегда освободит ее от запаха машины для липосакции и от песен Эроса Рамазотти, которые любят слушать на ее работе. До настоящего момента осуществлению ее планов часто мешало ее собственное пристрастие к мачо с садистскими наклонностями, у которых обычно нет ни шиша к кошельке, а тем более счета в банке. Однажды она мне призналась, что мечта ее жизни – найти любовника – конечно, не мужа, – который будет заниматься с ней сексом, зажав во рту зубочистку. Я ответила, что мечтаю о чем-то подобном, но в моем случае во рту должна быть не зубочистка, а зажженная сигара.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53