– Она во всей красе трахается с каким-то типом. Если бы она уже не у-уехала, когда я получил это по почте, я бы содрал с нее все волосы и сварил бы ее в супе. Я навестил этого петушка, но даже пальцем не тронул. Извини, что такое дерьмо тебе рассказываю. Я хотел выдрать его поганый член, чтоб не повадно было… Понимаешь?
– А-а-а. Ну конечно, – говорю я, чувствуя как мои ноги становятся ватными от идиотского страха.
Антонио говорит охрипшим от перепоя голосом, а его кадык медленно ходит вверх и вниз, и я начинаю подозревать, что у него что-то засорилось в трахее. Он рассказывает, как отправился с визитом к Виктору, вынул наваху и сообщил, что намеревается прикончить его прямо на лестничной площадке, а мой бывший свояк подскочил на месте и принялся стонать, что никогда не трахал сеньору с такой фамилией. Рыдая, он схватил фотографию и поклялся, что на ней мать его сына, что они поженятся, как только он получит развод от первой жены, матери других детей, что они поселятся в Сантьяго-де-Компостела, потому что она учительница и ее направляют в Галисию. В подтверждение своих слов он громкими криками вызвал на лестницу любовницу, которая все это время находилась в бывшей квартире моей сестры Гадор. Потом он предложил цыгану удостовериться, что это именно та женщина, что на снимке с выставленной задницей, что, как он уже говорил, не знает жену Антонио и, более того, никогда бы себе такого не позволил.
После появления второй супруги Виктора Антонио немного успокоился, убрал наваху, сказал, что «они похожи, как две капли дерьма», и ушел. Но теперь он уже не так уверен, что на фотографии не его Лолес. Иногда ему кажется, что это она, а иногда – совсем не она. Эти сомнения очень его мучают, тем более когда он думает, что мог бы разделаться с ними, а сам не тронул и волоса на их головах.
Антонио заканчивает рассказ о своих бедах, зажигает сигарету, постукивая ногой по песку. Мы оба молча переводим взгляд с небесного свода на линию, где он сливается с темной водной массой.
Непонятно, как я могу оставаться здесь, рядом с типом, который был основным персонажем моих кошмаров с того самого момента, как мне удалось завладеть бриллиантами его покойного отца, – я взяла их как посмертные чаевые.
Я спрашиваю себя, как мне удается внешне сохранять хладнокровие, находясь рядом с ним, и могла бы ответить, что зато повышается температура внутри. Если принять во внимание, что температура моей крови такая, как будто ее вынули из морозилки, а внутренние органы как будто побывали в духовке с температурой в двести градусов, то можно сказать, что в среднем у меня комнатная температура.
Маленький пляж, на который нас с сестрами привезла Коли, больше в два раза лаборатории в похоронном бюро сеньора Ориоля, но не стану утверждать, что здесь намного веселее. В одиннадцать часов вечера единственными посетителями оказались мы и Амадор в сопровождении своего брата Антонио, который был расстроен из-за разрыва с Лолес. Тип, который носит поверх брюк пояс, служащий для того, чтобы держать нож всегда под рукой, вряд ли может оказаться чувствительной личностью со склонностью к депрессиям, но тем не менее Амадор настаивал. По его словам, Антонио нужно развлечься и забыть прошлое.
Нужно привыкать к внешнему виду того, кто может стать моим свояком, но все же при его появлении меня пробрала дрожь, то есть налицо были все признаки панического страха, и Антонио поинтересовался, не от него ли меня трясет. Я заявила, что хотя я не робкого десятка, но он вызывает у меня некоторые опасения, на что Антонио рассмеялся, показав мне полный арсенал волчьих зубов с признаками кариеса, которым в моих снах был хорошо знаком вкус человеческого мяса. Его познакомили со всеми присутствующими, но Антонио дал понять, что только ко мне испытывает симпатию, и, выбрав меня на роль слушательницы и подруги, утащил на пятьдесят метров от всех остальных, пьющих коктейли и явно скучающих под меланхоличные звуки музыки.
Я прижимаю сумку к груди, держу ее обеими руками, обнимая, как маленького ребенка. До этой встречи с Антонио мне не казалась абсурдной идея носить в бюстгальтере чек на предъявителя на много миллионов, который завтра как можно раньше нужно отнести в банк, чтобы моя жизнь в будущем приняла приятный оборот и была вполне счастливой.
Я не отважилась оставить чек в спальне или спрятать в доме, потому что с тех пор как я разбогатела, мною овладела паранойя: я никогда не доверяла тете Мари, а этот вечер мне показался неподходящим моментом, чтобы менять о ней свое мнение. Она могла что-нибудь вынюхать, как обычно, и по нелепому стечению обстоятельств натолкнуться на мой чек и сразу им завладеть, оставив мне мои пустые чемоданы, неуверенность и разочарование.
Но все же теперь я понимаю, что прийти сюда с ним – не самая лучшая идея.
Я вижу, как блестит в лунном свете нож Антонио, и мое тело сводит судорога ужаса. Если бы этот тип знал, что у самого моего сердца спрятано такое количество презренных денег, на самом деле являющихся наследством его отца, он не стал бы мне улыбаться, как сейчас.
– У меня гнилая кровь, Кандела, и все из-за этой хи-хитрой твари, которая сбежала в Кадис. Жаль, теперь мой нож ее уже не до-достанет.
К нам приближается Гадор. Она бледна, и лунный свет, отражаясь в морской воде, придает ее лицу грязно-перламутровый оттенок. Я мысленно от всего сердца благодарю сестру за то, что она неожиданно прервала наш разговор, и в то же время чувствую тяжесть в усталой груди.
– Привет, – бормочет Гадор слабым голосом, останавливаясь передо мной. Ее платье из желтой тафты подчеркивает размеры ее воспаленных грудей и округлость бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53