Как Джастин?
Джастин – самый большой подарок судьбы.
– Хорошо, – улыбнулся Барри, но в подробности вдаваться не стал.
Райнекер говорил по телефону, но, когда Барри заглянул к нему перед самой презентацией, он махнул ему рукой – «заходи». Он прикрыл ладонью трубку и проинструктировал:
– Можешь показать упаковку и дерево, но делай упор на том, что мы изменим дизайн и графику.
Вошла Эмили и села на второй стул.
– Глобальная стандартизация – это чудовищная глупость, – попробовал возразить Барри, и его бросило в жар. – Это безумие.
– Делай так, – безапелляционно отрезал Райнекер.
– Что значит «делай так»? – спросил Барри; он рассердился и почему-то остро почувствовал себя евреем.
– Делай, как я тебе говорю, – рявкнул Райнекер, и Эмили отпрянула от них обоих. – Твоя группа – на коротком поводке.
Ему захотелось ударить Райнекера.
– Почему? Объясни.
– Потому что эти брэнды вымирают годами, и уже хватит. Им придется отстаивать свою позицию.
– И они смогут ее отстоять, если у них будет новая шикарная упаковка.
– Иностранные филиалы уже раскошелились на этот стенд и первичную раскрутку. Понимаешь? – Райнекер говорил так, как будто общался с дебилом. – Чем меньше мы потратим, тем больше прибыль.
– Это относится и к моей зарплате, не так ли, – уточнил Барри. – Двадцать пять процентов экономии по всем статьям, включая мою зарплату.
– Это еще предстоит решить, – сказал Райнекер.
– Чушь собачья, – взорвался Барри, и Эмили открыла рот от изумления. – Вы уже все решили. Ты не даешь мне повернуться и оскорбляешь этой крохоборной зарплатой, чтобы я ушел, и тогда ты сможешь приписать себе успех всей этой хренотени.
– Осторожно, моряк.
– Это ты моряк. Это твой корабль. А я хочу только быть на равных с остальными руководителями групп. И все.
Он развернулся на каблуках и вышел. А Эмили уже сидела на краю стола Донны и пересказывала ей все в лицах.
– Это было похоже на демонстрацию тестестерона, – захлебываясь, тараторила она.
– Заткнись и поставь дерево в эту долбанную комнату для совещаний, – бросил Барри и тяжелыми шагами направился в мужской туалет. Его трясло от злости. Он собирался сражаться за свое дело до конца.
На следующее утро Эберхарт начал совещание вовремя, хотя некоторые места еще пустовали. Барри в течение трех презентаций сидел где-то с краю и молчал, будто воды в рот набрал. Райнекер избегал встречаться с ним взглядом.
Когда пришло время, Барри рассказал о группе в целом, а потом уступил трибуну Эмили. Та вышла на помост, откашлялась, а потом без всяких записей произнесла по памяти всю речь целиком, делая паузы в соответствующих местах и не опуская руки ниже уровня талии. Безукоризненно, чисто, без нервов, без видимых усилий. Поразительно. Когда пошли вопросы, они скорее относились к группе в целом, так что Барри встал и внес свою лепту, рассказав про курагу, яблочные чипсы, рожковые шарики и ореховую смесь.
Он поднял повыше плакат, на котором были закреплены старый и исправленный вариант упаковки.
– Вот старая упаковка и ее исправленный вариант, в фокус-группах они заняли соответственно третье и второе место. А вот что заняло первое место. – Он бросил на стол новую упаковку.
Он почувствовал какие-то подводные течения, какие-то подспудные коммуникации между Райнекером и Териакисом.
– Должен быть способ выйти из этого тупика. Посмотрите на разницу. – Он поднял вверх немецкие конфеты и пачку кураги. Никто не произнес ни слова. – Разный размер, разные категории.
– Нам нужен общий дизайн для торговли по всему миру, – высказался Териакис.
– Почему? Каждый брэнд имеет национальные вариации. Почему вы хотите, чтобы именно этот соответствовал какому-то абстрактному стандарту?
– А нельзя оставить дизайн и только изменить цвета? – спросил Херн.
Предатель. Барри сделал Эмили знак, чтобы она принесла дерево.
– Тогда у нас получится конфликт с канадской курагой или французскими бананами. Посмотрите, всегда есть определенные вариации. Если немцы не хотят платить за собственный дизайн упаковки, они могут просто не принимать участия в составлении стенда.
– Но в обновленной старой упаковке нет ничего плохого, – встрял Пласт.
– Этот землисто-джутовый вздор устарел. Его уже до смерти затаскали в натуральных продуктах. И именно поэтому скорее всего эти брэнды еле дышат вот уже два десятилетия. Зачем снова вытаскивать на сцену избитые старые брэнды с избитым старым видом?
– Совет считает, что ты сможешь выкрутиться, – сказал Териакис.
Да кто он такой – крестный отец?
Барри вскипал. Никто не реагировал на дерево.
– Ну, а если мы изменим цвета, французы не будут против? Они-то в силах посмотреть в глаза реальности? – Эмили неподвижно, как столб, стояла около дерева. – А вот и стенд «Натуральных лакомств» «Мейплвуд Акрс», взгляните.
Послышался тихий шепот и одобрительные возгласы. Это не люди, а овцы.
– Это самая полная версия. В модели для супермаркетов не будет автоматических защелок и бегущих лент, но вы можете получить представление. Фрукты висят на дереве.
– Я сомневаюсь, что зарубежные офисы согласятся на такой стенд, – протянул Райнекер.
– Тогда немцы могут освободившиеся пять баксов потратить на изменение цветов своей упаковки.
– Не мог бы кто-нибудь рассказать мне, в чем, собственно, дело с этой упаковкой? – попросил Эберхарт.
– Дело в том, что мне сказали переформировать группу товаров и заново вывести их на рынок. Люди из отдела дизайна превзошли самих себя, создав блестящую, восхитительную упаковку, а совет хочет вышвырнуть ее на свалку, променяв на нечто, больше всего похожее на овсянку недельной давности, и только потому, что жмоты немцы не хотят изменить цвет своей упаковки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116