Однако ничего не произошло. Киала, вставай. – Макаллан поднес свечу к кровати.
Вся правая часть лица Рогиса превратилась в сплошной синяк. Его глаза оставались плотно сжатыми, уголки рта побелели.
– С лицом все будет в порядке, это обычный синяк; к нему прикладывали лед. Челюсть не пострадала. У него сильное сердце, и он может глотать. Я дал ему выпить настойку сладкой розы, это помогает остановить внутреннее кровотечение, да и вреда не принесет.
Соколица кивнула и положила ладонь на левую часть груди солдата; она не собиралась проверять работу сердца, просто телесный контакт смягчал прикосновение к чужому разуму. Со всеми возможными предосторожностями она попыталась слиться с сознанием Рогиса – так рыбак забрасывает сеть, но натолкнулась на темноту, по которой ее собственное сознание распространилось, точно сияющая шелковая паутина; темнота, страх, скорбь, недоумение, а потом огонь. Все это ударило в ее незащищенный разум, словно молния. И хотя это были лишь воспоминания, Соколица сразу разорвала связь, почувствовав, как ускорился пульс Рогиса, а его расслабленное тело напряглось.
– …больно, – прошептал юноша, а потом вновь застыл в неподвижности.
Женщина подняла взгляд и увидела, что все с напряженным вниманием смотрят на нее.
– Вес дело в том, что на него обрушились воспоминания о боли, – сказала Соколица.
Ты можешь ему помочь? – спросил Макаллан. Она еще раз посмотрела на юношу.
– Я попытаюсь.
Соколица вновь осторожно коснулась его груди и стала медленно проходить сквозь защиту Рогиса.
– Отпусти, – успокаивающе говорила она, точно мать маленькому ребенку, – не бойся, боль прошла, боль прошла, отпусти…
– Он стал дышать спокойнее, – заметил Макаллан.
Соколица откинулась на спинку стула. От непривычной работы у нее разболелась голова. Она молча наблюдала за лицом Рогиса – юноша успокаивался.
– Теперь нужно немного подождать, – сказала она. – Он поправится.
Перед тем как улечься спать, лучница отодвинула в сторону старую штору и распахнула окно, впустив в комнату свет и прохладный ветер. Ей дали жаровню, И один уголек сиял в темноте – одноглазый змей, свернувшийся возле постели. Где-то на склонах гор рыже-коричневый медведь продолжал упорно двигаться на север. Не обращая внимания на боль, пульсирующую в висках, Соколица открыла свой разум, сосредоточившись, как ее учили, и потянулась через белое безмолвие, чтобы отыскать знакомое сознание, точно безупречную мелодию. Она коснулась разума лося и барсука, гуся и козы, а однажды едва не вошла в контакт с одиноким охотником-человеком, но Соколица искала не их. Наконец она вздохнула и решила отказаться от дальнейших попыток.
Усталая женщина проснулась посреди ночи. Кто го плакал. Безутешные тихие стоны заставили ее открыть глаза. Звуки почти сразу же стали стихать, и она улаз ливала лишь отзвуки плача. Нет, они доносились не из соседней комнаты: Рогисспал – юноша постепенно поправлялся. «Это тебя не касается», – сказала себе лучница и засунула голову под подушку. Но плач не прекращался.
Она села, недовольная собой. Девять лет Соколий спала в казарме, в окружении сотен солдат: она давно научилась защищаться от кошмаров заскучавших по дому юношей… Но зовущий голос не был молодым. То был мужчина, полный отчаяния. Перед ее мысленным взором возникло узкое неподвижное лицо в обрамлении темных волос: Азил, лютнист, чьи пальцы больше никогда не будут перебирать струны. Кто-то сознательно причинил ему ужасные страдания. Вновь нахлыну ли волны чудовищного холода, миазмы ненависти и жестокости, наполняя се спальню, точно темный дым. Из далека послышался шепот: «Ты никогда не будешь свободен, маленький предатель. Твоя душа лежи! На моей ладони; мне нужно лишь сомкнуть пальцы… ты никогда не будешь свободен. Тебе никогда не будет тепло». Извращенный и злобный тихий шепот, подобии лезвию кинжала, проникал в ее тело, рассекал кости.
И тогда Соколица послала яростный приказ: «Проснись!»
Приказ вырвал Азила из сна. Все его дрожащее тело покрывал пот. Содрогнувшись от жалости и отвращения, Соколица разорвала контакт. Отбросив одеяла, они встала, подошла к окну и распахнула створки. Холодный воздух ночи ворвался в спальню. Небо было чистым. Она посмотрела на созвездия, беззвучно повторяя их названия: Кинжал, Фонарь, Лодка. А вон то, с двумя красными звездами, называлось Ящерица. Соколица глядела на звезды до тех пор, пока не успокоилась. Вскоре холод и усталость загнали ее обратно в постель. Обратившись с искренней молитвой к Седи, богине снов, она попросила ее, чтобы кошмары больше не возвращались к Азилу – хотя бы в эту ночь, – и накрылась одеялом с головой.
ГЛАВА 14
Соколица, как всегда, проснулась рано.
В первое мгновение она не поняла, где находится. Прикосновение чистого прохладного воздуха к коже напомнило ей воздух Войаны, ее родного города. С закрытыми глазами она старалась услышать тихое дыхание своей сестры Аны, спавшей на соседней постели…
Потом открыла глаза и увидела темные стены, жаровню и закрытое ставнями высокое узкое окно. Нет, ночь прошла вовсе не в доме матери. Лучница встала и оделась. В Крепости было тихо, только часовые патрулировали бастионы. Кухонный дым поднимался в серое рассветное небо. Соколица почистила и смазала оружие. Покончив с этим, отправилась завтракать. В обеденном зале пахло колбасой. Входившие солдаты позвякивали оружием. Как только Соколица вошла в зал, ей кто-то помахал рукой. Она подошла – Хью и Орм сидели за одним столом. Хью подвинулся и предложил ей сесть с ними.
После завтрака женщина отправилась искать Карадура Атани.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100