одна – огненно-рыжая, другая – ярко-белая, а третья – черная, как вороново крыло.
Уместив подруг позади себя на длинное сиденье и непочтительно сунув коробку, перевязанную атласными лентами, в один из гигантских карманов мотоцикла, Кейт оседлала свой Харли и, оставив мистеру Деррижусу в качестве чаевых плотное облако сизого дыма, умчалась по западной дороге с оглушительным ревом, на который оборачивались прохожие.
Она разогналась по улице, и ей почему-то совсем некстати вспомнились слова Жана: «Будешь ты моей женой или нет, но в Париж я все равно уеду, как только мы закончим свой проект в Техасе». Дался ему этот Париж! Интересно, почему все так носятся с этим городом? Стоит упомянуть это слово при человеке, который там побывал, как получаешь в ответ мечтательно-влюбленный взгляд, устремленный в небо, и примерно одинаковые слова:
– Ммм! Париж! Чтобы познать его, нужно прожить в нем не просто туристом. Это такой потрясающий город, что рассказать о нем невозможно! – И после этого еще долго слышались сентиментальные вздохи и полный набор междометий, существующих в человеческом языке.
Ну и что они там нашли? Просвистев мимо дома Барби и не подумав ее высадить, Кейт злобно сжала рукоятки руля и попыталась представить себя в Париже. Собственно, особо напрягать воображение ей не приходилось, ибо двумя месяцами раньше, в апреле, она там побывала, чтобы подать документы в Сорбонну. Язык она знала хорошо, потому что папа был наполовину французом, и если уж на то пошло, то и она сама отчасти француженка. Но Кейт никогда не тянуло в эту страну, ей нравился Техас, а еще мотоциклы… Ей нравились резкие перепады температуры по ночам, ей нравились крепкие парни в кожаных куртках и их грубые шутки, ей нравилось самой делать самокрутки из вишневого табака и смаковать их, хотя и редко, не больше двух в день. А нежное, пастельно-акварельное очарование Парижа ей было непонятно и чуждо, хотя она отдавала должное красоте этого города.
И французы какие-то странные, подумала Кейт, пропуская мимо дом Сандры и проезжая добрую милю лишнего пути. Она опомнилась, когда оказалась в тупике, в самом конце улицы.
– Чего же вы мне не сказали, чтобы я вас высадила? – растерянно оглядываясь по сторонам, произнесла она.
Подруги молча, пошатываясь, слезали с мотоцикла. Казалось, их прически после этой стремительной «прогулки» стали значительно пышнее. Кейт хохотнула. Ее осенила догадка:
– У вас что, волосы дыбом встали от скорости? Ха! Да вы мне еще и сиденья могли замочить! Я с вами больше никуда не поеду, честное слово.
– Взаимно! – резко откликнулась Сандра.
– А что так?
– Ты на спидометр смотришь, или он у тебя для красоты?
– Он у меня для кожаных шнурков. Вот, смотри, как красиво оплетен!.. Эй! Подружки! Вы и вправду готовы в штаны наложить! Ну подумаешь, двести, что такого? Это ж Харли, а вы привыкли кататься со своими папочками на четырехколесных корытах, которые больше ста не тянут. – Кейт уселась на сиденье и снова завела мотор. – Ну? Садитесь или нет? Что вы стоите, как мокрые курицы?!
– Куда это ты нас повезешь? – робко спросила Барби, которая и сейчас не забывала складывать губы бантиком, как будто хотела поцеловать собеседника.
– Как куда, я же мимо дома вас провезла. Сначала Санди закину, потом тебя. Садись. Я медленно поеду.
– Нет уж! – Сандра резко дернула Барби за рукав, хотя та уже было занесла ногу над мотоциклом и теперь неуклюже скакала на одном каблуке, во что бы то ни стало пытаясь сохранить правильное выражение лица. – Я прекрасно доберусь пешком. А Барби поедет на автобусе. Счастливо!
– Ну и фиг с вами! – Кейт резко рванула с места, нарисовав колесом на асфальте черный полукруг.
Она и вправду поехала медленно, хотя больше в этом не было необходимости. Ее мысли, теперь уже спокойно и плавно вернулись к прежней теме. В Сорбонну она решила поступать, потому что на этом настояли родители. Они хоть и жили в другом районе, но имели на нее неоспоримое влияние, так как в их руках был ключ к ее свободе. Папа исправно платил за квартиру, в которую она по достижению семнадцати лет торжественно переселилась, потому что та была ближе к колледжу. К учебе Кейт быстро охладела, особенно когда в ее жизни появился Жан. Отец потребовал, чтобы она или вернулась в колледж, или в родной дом, так как он не желает «содержать квартиру для тунеядки и разгильдяйки». Но Жан спас ее: он без слов перевез ее вещи к себе домой, и Кейт повисла у него на шее, растаяв окончательно перед таким красивым поступком.
Отец, несмотря на общие французские корни, крепко недолюбливал Жана, однажды назвал его фигляром и лживым сердцеедом, и это окончательно провело черту вражды между ним и дочерью. Когда Кейт исполнилось восемнадцать, Жан впервые заговорил о том, что скоро уедет из Техаса и заберет с ее собой. Кейт визжала и прыгала до потолка, а отец заявил, что это будет только после его похорон, потому что, пока он жив, не доверит свою дочь какому-то проходимцу. После небольшого семейного скандала молодое и старое поколение перестало общаться совсем, и Кейт узнавала новости семьи только через двенадцатилетнего брата, который был еще слишком глуп, чтобы рассказывать ей что-то существенное. А весной отец явился к ним сам и поставил условие: он отпустит ее в Париж, если она поступит в Сорбонну и будет жить под присмотром бабушки и дедушки. Тем более что у тех в Сорбонне имелись какие-то связи. Для Кейт, которая не сомневалась, что все равно уедет с Жаном хоть на край света, это предложение было лишь еще одним доказательством правильности своего жизненного выбора.
1 2 3 4 5 6 7