Тут я сразу открыл, что мания величия сопровождается агрессивностью. Это новое
открытие возбудило во мне такую творческую энергию, что я сказал грубияну: "Ты
глуп как сивый мерин!" -- и вытолкал из кабинета непрошенного гостя.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Далее. Я открыл, правда, не помню, при каких обстоятельствах, болезнь, которая
называется... как же она называется?.. которая называется ПОТЕРЯ ПАМЯТИ. К
сожалению, я забыл, где потерял тетрадь с этим открытием, и поэтому сразу
перехожу к другому заболеванию -- СКАЧКООБРАЗНОСТИ МЫШЛЕНИЯ.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
От скачкообразности мышления я сразу перехожу к следующей болезни -- ВЕРБАЛЬНЫМ
ГАЛЛЮЦИНАЦИЯМ, то есть слуховым обманам чувств.
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
При этом заболевании больной слышит навязчивый...
Вы что-то сказали? Нет? Простите!
Больной слышит навязчивый голос, которого нет.
Эта болезнь была открыта случайно. Я шел по коридору и думал о научных
открытиях. Вдруг из шкафа кто-то мне говорит: "У тех, кто много думает,
возникают слуховые обманы чувств. Садись и пиши диссертацию!"
Я, конечно, ответил: "Вы что-то сказали? Да? Спасибо!" И под его диктовку
записал все, о чем я здесь говорил.
Надеюсь, вы не оставите мои открытия без внимания... мания... мания... мания...
Загадочный портрет История одной находки

На картине мировой живописи есть еще белые пятна, иными словами
-- темные места. Таким темным местом явился для меня один портрет, яркий
документ своей эпохи. Но какой эпохи? -- оставалось загадкой. Месяцы
кропотливого труда в БАНе, а говоря точней в Библиотеке Академии наук -- не
принесли заметных результатов.
Тогда я вновь посетил тот зал и посредством одного из пальцев стал
осторожно осматривать картину. Здесь-то мне и пришла на помощь служительница,
проснувшаяся от шума.
"Что вы делаете?! -- закричала она. -- Это же XIX век!"
"Как?! -- ахнул я. -- Этот яркий документ эпохи дошел до нас из XIX века?!"
И служительница объяснила: "Мы барахло не вешаем! У нас сугубо XIX век! Потому
как при входе в зал -- объявление: "Искусство XIX века"!
Загадка была разгадана. Оставалось только узнать, кто же он, автор этого
портрета? Месяцы кропотливого труда в БАНе, а говоря короче -- в Библиотеке
Академии наук -- не принесли заметных результатов. Был только установлен размер
полотна.
И вновь я посетил тот зал и посредством указательного ногтя стал осторожно
колупать краску. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся служительница.
"Не хапай пальцами картину Кипренского!" -- закричала она.
"Как?! -- ахнул я. -- Это полотно принадлежит кисти Ореста Адамовича
Кипренского, художника самобытного дарования?"
И служительница объяснила: "Внизу подпись. Очи-то разуй!"
Я снял очки: действительно внизу стояла подпись -- Кипренский.
Загадка была разгадана окончательно. Оставалось только узнать, кто же изображен
на портрете. Я уже запарился в БАНе, а попросту говоря -- в Библиотеке имени
Академии наук, -- но картина не прояснялась. Было установлено только, что
портрет -- задумчив, кучеряв, в бакенбардах и с руками, сложенными на груди.
И вновь я посетил тот уголок и посредством верхних конечностей стал осторожно
ощупывать бесценное полотно. И вновь мне пришла на помощь проснувшаяся
служительница.
"Руки прочь от Пушкина, бурбон!" -- закричала она.
"Как?! -- ахнул я. -- Это портрет отца нашей литературы Пушкина?"
И служительница объяснила: "Вот же табличка присобачена!"
Я снял с очков пот: действительно рядом была присобачена табличка: "Кипренский.
Портрет Пушкина".
Страшная догадка мелькнула в моей голове! Я положил руку на плечо скромного
труженика охраны памятников старины и сказал: "Знаете ли вы, старина, немым
свидетелем чего сейчас являетесь? Вы являетесь свидетелем разгадки портрета
Пушкина, автора текста к песне "Подъезжая под Ижоры"".
И служительница сказала: "Идите в баню!"
И я действительно пошел отмываться в баню при Библиотеке Академии наук.
Загадка была почти разгадана. Оставалось только узнать, чьи отпечатки пальцев
на замечательном портрете Пушкина?
Волосы не зубы -- отрастут Воспоминания писателя

Писать я начал рано: когда стал лысым. Тогда, знаете ли,
гимназисты были другими: их стригли до основания и каждый день. Об этом-то я и
написал свой первый рассказ. Но показать его товарищам не решился и потому
прочел им вслух. Гимназисты слушали молча и засмеялись только в одном месте --
над фразой: "Волосы не зубы -- отрастут".
Тогда-то я и понял, что мое призвание -- литература, -- и помчался к
Аркадию Аверченко -- редактору тогдашнего "Сатирикона". В редакции я страшно
волновался: не знал, куда деть руки, ноги, глаза, что прочесть -- какую именно
строчку из рассказа. Но Аверченко прочел сам и сказал:
-- Рассказ не получился. Но есть удачная фраза: "Волосы не зубы --
отрастут".
Эти слова крупного литератора (он уже тогда весил килограммов сто) вдохновили
меня, и, спустя четыре года, я переделал фразу в стихотворение.
Долго я не решался показать его известному поэту тех лет Сергею Есенину.
Наконец я встретил его на Невском проспекте, воспетом с такою чудной силой
Блоком. Есенин по обыкновению своему был в лаптях, в цилиндре, с собакой
Качалова и с женщиной, смутно напоминавшей мне Шаганэ. Сергей Александрович
восторженно принял революцию, но, прочтя мое стихотворение, хрипло сказал:
-- Голубая... Голубая муть! Кроме последней фразы: "Волосы не зубы --
отрастут".
Именно тогда я понял: только трудом можно достичь сияющих вершин драматургии,
-- и развернул полюбившуюся всем фразу в пьесу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13