После той поездки в фаэтоне два дня назад они с Эдвардом словно играли в игру с книгой. Как-то утром она обнаружила книгу лежащей по центру ее стола. Она молча вернула ее ему, но после обеда книга снова была у нее на столе. Она положила ее на стол Эдварда снова, и процесс повторился. Несколько раз. До сих пор она не набралась храбрости, чтобы спросить, что, собственно, книга значила для него и почему он, казалось, давал ее ей.
Теперь Эдвард бродил в тумане своей диктовки.
– «Возможно, ваше печальное умственное ослабление имеет семейные корни. – Он опустил кулак на ее стол. – Я помню, как ваш дядя, герцог Арлингтонский, проявлял такое же упрямство по поводу разведения свиней. В самом деле некоторые говорят, что его последний апоплексический удар последовал в результате слишком жаркой дискуссии по поводу поросящихся свиноматок». Как ты считаешь, здесь жарко?
Анна дошла до слова «жарко», когда поняла, что последний вопрос адресован ей. Она подняла на него глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как он снимает камзол.
– Нет, в комнате, кажется, умеренная температура. – Ее неуверенная улыбка замерла, когда Эдвард снял шейный платок.
– Мне ужасно жарко, – сказал он и расстегнул жилет.
– Что ты делаешь? – завизжала Анна.
– Диктую письмо. – Он поднял брови, изображая саму невинность.
– Ты раздеваешься!
– Нет, я раздевался, если бы снимал рубашку, – сказал Эдвард, делая как раз это.
– Эдвард!
– Моя дорогая?
– Верни рубашку на место сейчас же, – прошипела Анна.
– Почему? Ты находишь мой торс отвратительным? – Эдвард невозмутимо оперся о ее стол.
– Да. – Анна вздрогнула от выражения его лица. – Нет! Надень обратно рубашку.
– Ты уверена, что у тебя не вызывают отвращения мои шрамы? – Он шагнул ближе, его пальцы касались отметин в верхней части груди.
Ее глаза беспомощно следили за его завораживающей рукой, прежде чем она смогла отвести взгляд. Едкий ответ крутился на кончике ее языка. Продуманная непринужденность Эдварда остановила ее. Этот невозможный мужчина задал важный для него вопрос и ждал ответа.
Она вздохнула:
– Я вовсе не считаю тебя отталкивающим, и ты это знаешь.
– Тогда прикоснись ко мне.
– Эдвард…
– Сделай это, – прошептал он. – Мне нужно знать. – Он поймал ее руку и притянул к себе.
Анна посмотрела ему в лицо, разрываясь между приличием и желанием разуверить его. На самом деле проблема заключалась, конечно, в том, что она хотела коснуться его. Хотела слишком сильно.
Он ждал.
Она подняла руку. Помедлила. Затем коснулась. Ее ладонь остановилась чуть ниже ключицы, как раз там, где она могла чувствовать неумолимое биение его сердца. Его глаза, следящие за ней, казалось, невозможно потемнели до более глубокого оттенка черного. Анна вздохнула полной грудью, когда ее рука скользила вниз по жестким мускулам. Она могла чувствовать выемки шрамов от оспы и помедлила, чтобы нежно обвести один из них средним пальцем. Его веки опустились, как будто отяжелев. Она передвинулась к другому шраму и тоже прошлась по нему. Анна наблюдала за своей собственной рукой и думала о давней боли, которую сопровождали эти шрамы. Боль тела юного мальчика и боль его души. В тишине комнаты слышалось лишь их напряженное дыхание. Она никогда не исследовала грудь мужчины в таких мельчайших подробностях. Это было так приятно. Чувственно. Гораздо более интимно, чем сама близость.
Ее взгляд скользнул к его лицу. Его губы приоткрылись и стали влажными там, где он провел по ним языком. Очевидно, он был так же взволнован, как и она. Знание о том, что ее обычное прикосновение имело такую власть над ним, разожгло ее собственное желание. Ее рука нашла черные вьющиеся волосы у него на груди, влажные от испарины. Она медленно проводила пальцами по спутанной поросли, наблюдая, как пряди закручивались вокруг кончиков ее пальцев, словно для того, чтобы удержать ее. Она ощущала его мужскую сущность, поднимающуюся вместе с жаром от его тела.
Она качнулась вперед, влекомая силой, помимо своей воли. Волосы на его груди щекотали ей губы. Она зарылась носом в его тепло. Его грудь теперь двигалась толчками. Она открыла рот и выдохнула. Ее язык высунулся вперед, чтобы попробовать соль на его коже. Один из них, а возможно, и оба, застонали. Ее руки обхватили его бока, и она смутно почувствовала, что он прижал ее ближе. Ее язык продолжал исследовать: его щекочущие волосы, резкий вкус пота, шероховатость мужского соска.
Соль собственных слез.
Она обнаружила, что из ее глаз медленно капали слезы и смешивались с влагой на теле Эдварда. В этом не было никакого смысла, но она не могла остановить слезы. Так же как не могла излечить свое тело от желания этого мужчины или свое сердце от любви к нему.
Это понимание неожиданно остановило ее, прояснило некоторый туман в сознании. Она вдохнула, дрожа, а затем попыталась высвободиться из объятий Эдварда.
Его руки крепче сжали ее.
– Анна…
– Пожалуйста, отпусти меня. – Ее голос показался скрипучим даже для ее собственных ушей.
– Проклятье. – Но его руки открылись, отпуская ее. Она быстро отступила назад.
Он нахмурился:
– Если ты думаешь, что я забуду это…
– Нет необходимости предупреждать меня. – Она засмеялась слишком резко, балансируя на грани полной потери самообладания. – Я уже знаю, что ты ничего не забываешь и не прощаешь.
– Проклятье, ты знаешь, прокля…
Раздался стук в дверь библиотеки. Эдвард не договорил фразу и выпрямился, нетерпеливо проводя рукой по волосам и передвигая свою косу:
– Что?
Мистер Хоппл заглянул из-за двери. Он заморгал, увидев графа неодетым, но тем не менее, заикаясь, произнес:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90