Руфь: Я замерзла, как мороженое в холодильнике.
Дэвид: Точно, даже позеленела, как фисташковое.
Руфь: Я чувствую себя старой развалиной.
Дэвид: Ну что ты! Для своего возраста ты неплохо сохранилась.
Руфь: Моя жизнь – просто кино.
Дэвид: М-да… на кинозвезду ты вроде не тянешь.
– Сам знаю. От меня не пахнет эфиром.
Мы молча шли по дороге. Ярко светила луна, и в ее свете ровная гладь озера была еще красивее, чем днем. Спать уже не хотелось. Краузе не мог долго молчать.
– Давно ли вы замужем, миссис Штамм?
– Месяцев семь-восемь. С конца октября.
– А-а! Ну тогда все понятно, – негромко заметил он.
– Что тебе понятно? Лучше прикусил бы свой поганый язык! – сказала я и сама на себя разозлилась. Как я могла забыть, что в конце октября Хэллоуин!
– Я не хотел никого обидеть.
– Ну да, просто пошутил.
– По крайней мере, не тебя.
– Если это намек на моего мужа, обойдусь без твоей помощи. Если понадобится – обижу сама.
– Зачем мне его обижать? Но что делать? Жена у него больно аппетитная. Он славный малый, не дурак. Меня принял намного лучше, чем заслуживаю. Простоват немножко, но с мужчинами это бывает. Опять же это не повод для упрека. Если подумать головой.
– А ты только этим и занимаешься.
– Нет. Всего раз в неделю.
Мы приближались к дому Лойбов. На крыльце никого не было, но я предпочла не рисковать и повернула назад.
– Эй, в чем дело?
– Ни в чем. Домой хочу. Холодно.
Он обнял меня и стал легонько растирать плечо, согревая. Я понимала, что должна отстраниться, но было так приятно. К тому же я в самом деле замерзла.
– Ты все лето будешь здесь? – спросил он.
– Наверно.
– Не надоест?
– Нет. Мне здесь нравится.
– Нравится уезжать от… – После многозначительной паузы: –…из города?
– Не только. Я ведь не просто убегаю оттуда сюда. Я люблю этот дом и все, что вокруг. Здесь я в первый раз увидела траву не на газонах.
– А воспоминания не мешают?
– Какие воспоминания? – искренне удивилась я.
– Ну, о братишке. Лотта мне рассказала.
– Но… я стараюсь не думать о том, что это произошло здесь. – Я вообще стараюсь не думать. – Зимой дом выглядит иначе. Осенью экономка вешает зимние шторы, снимает летние чехлы с мебели, расстилает в спальнях ковры. Вокруг тоже все по-другому. Озеро замерзает, его почти не видно. Деревья в снегу, а когда снега нет, сквозь ветки виден поселок. Самое обычное место – таких море в Новой Англии.
– Понятно. Если по-другому – легче все забыть.
– Зимой я здесь не бываю.
– А летом совсем просто не вспоминать.
– Мне нечего здесь делать зимой, – начала объяснять я. – Я не катаюсь на лыжах. Никогда не каталась, даже до того случая, чтоб ты знал.
– Не волнуйся так, я тебе верю.
– Я и не волнуюсь. – Почувствовав, что говорю слишком возбужденно, я неестественно рассмеялась в темноте. – Значит, Лотта назвала его моим братишкой? Ему было девятнадцать, мне двадцать. Ей, наверное, хотелось бы считать меня старухой.
– Ее можно понять. Ты составляешь ей конкуренцию. Хорошенькой молодой девушке трудно с этим примириться.
– Я ей не соперница, – ответила я и покраснела, почувствовав его руку на своем плече и вспомнив, что подкрасила губы, хотя давным-давно этого не делала. Хорошо, что было темно и он не заметил. – И вообще, какой смысл ей убеждать себя, что я безобразная старуха?
– Никакого.
– Ну так я не намерена превращаться в старуху только потому, что она этого хочет.
– Нам всем случается иногда обманывать себя и не замечать того, что нам замечать не хочется.
Намек был слишком явный. Что я могла ответить? Что мертвых не вернешь? Он бы нащупал еще что-нибудь, о чем я предпочитала забыть. Я не хотела пускать его в мое прошлое. Мы дошли до развилки, откуда к нашему дому вела дорожка. Я отстранилась и с усмешкой заметила:
– С уважением, Сара.
Он тяжело вздохнул:
– Ты невыносима. Следовало бы тебя возненавидеть.
– Может, уже, только не подозреваешь об этом?
– Да нет, честное слово. – Он помолчал. – Не веришь. Как мне тебя убедить? Какую принести жертву? Хочешь, исчезну до конца лета? И избавлю тебя от малышки? Идет?
– Лотта мешает мне значительно меньше, чем я ей, – ответила я, боясь признаться, что мне не так уж противно его общество.
– Все равно мало радости каждый день видеть девчонку, которая считает, что ты злая колдунья, которая охмурила ее простодушного папочку.
В доме было тихо, в гостиной – ни звука.
– Все это глупости, – сказала я.
– Ну почему же? Только прикажи!..
– По-моему, ты переигрываешь.
– Тем не менее это правда.
– К чему такое благородство? – В слабом свете, падавшем из окна, я с трудом различала его лицо.
– Благородство?
– Я хотела сказать, самопожертвование. Предположим, ты уберешься отсюда, а на чьей шее будешь сидеть до конца лета? Думаешь поселиться с Лоттой в городской квартире? Не выйдет: прислуга не уходит домой ночевать и провести ее будет довольно трудно. Даже Уолтер… – Я хотела язвительно добавить, что даже Уолтер не настолько слеп, чтобы пригласить его пожить у нас. Но замолчала, заметив его улыбку.
– Я понимаю, что гостеприимство твоего мужа не безгранично, – вежливо, но не скрывая жадного блеска в глазах, ответил он, будто хотел пленить меня своей откровенностью. – Честное слово, я больше рассчитывал на твое.
Я прищурилась, чтобы в темноте разглядеть выражение его лица. Сначала я подумала, что неправильно его поняла; убедившись, что это не так, разозлилась. Будто не подкрашивала ради него губы, не позволяла ему обнять себя за плечи, не говорила себе: «А он ничего, хоть и не Дэвид» – и не прикидывала, каков он в постели.
Сейчас трудно поверить, что я в самом деле чувствовала себя оскорбленной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102