– Мне стало так тепло.
Он внимательно наблюдал за ней. Но откуда у нее это странное ощущение? От спиртного? Или от одного сознания, что она его пригубила?
– Больше ты пить не будешь, – сказал он.
– А можно еще глоточек? – вдруг неожиданно для себя попросила она. – Со мной ничего не будет.
Он протянул ей кружку:
– Ладно. Только один. Не хватало еще, чтобы ты назюзюкалась.
– Назюзюкалась?! – Надо же, незнакомое слово. – Ну нет, ничего такого со мной не случится. Я только воды хочу, можно?
Он принес ей воды, и она стала пить. Но вдруг услышала какой-то шум. Казалось, откуда-то доносились голоса. Он выпил пиво до дна, но это никак на него не подействовало. Налил себе снова.
– В доме кто-нибудь есть? – спросила она.
– Никого.
– Вы уверены?
– Может, ты хочешь пойти и проверить?
– Пожалуй. – Она поднялась, но чувствовала себя неловко: ведь не годится, наверное, разгуливать по дому, если и вправду в нем кто-нибудь есть. Прихватив кружку с пивом, он взял ее за руку, провел в столовую, потом в гостиную. Всюду царили тишина и порядок. Он предложил заглянуть и в помещавшуюся за кухней комнату для прислуги, хотя там-то уж точно никого не было: супружеская пара, жившая в доме в услужении, уехала в Лоренс, на свадьбу дочери. Все остальные слуги были приходящими. Так что, кроме их духов, вряд ли разумно было искать кого-нибудь здесь, внизу.
– Значит, вы думаете, голос доносился сверху? – спросила она озадаченно. На самом деле ей казалось, что голос был совсем рядом. Женский голос, усталый, мягкий; казалось, еще чуть-чуть, и можно будет разобрать слова.
– Ну что ж, давай посмотрим…
Пройдя через прихожую с натертыми до блеска полами, они по красивой лестнице поднялись на второй этаж. Здесь, на пересечении двух коридоров, шедших в глубь и во всю ширину дома, она вновь замерла, пораженная его великолепием и размерами. По крайней мере дюжина дверей шла друг за другом. Одни были плотно закрыты, другие отворены. Рисунок на обоях был не такой, как в гостиной, но впечатление они производили не меньшее. А полы были и здесь натерты умопомрачительно – ей и в голову не могло прийти, что такое возможно. В конце левого коридора под выходящим на юг окном стоял черного дерева столик, инкрустированный перламутром и сверкающий на солнце, как драгоценность. Но и пол под столиком сверкал чуть ли не так же ярко.
Ей вдруг стало страшно. Сердце отчаянно билось. Уже не хотелось заглядывать в комнаты, одного только хотелось – уйти.
– Давайте вернемся вниз. Пожалуйста, – прошептала она.
– А что если здесь кто-то есть? – шепнул он в ответ.
– Вы думаете, вправду есть?
– Конечно нет. Иначе бы нас здесь не было.
– А тогда почему же мы шепчемся?
– Больше не будем, – ответил он в полный голос.
От неожиданности она разразилась слезами, и он мягко обнял ее, утешая:
– Ах, Эммелина, Эммелина! Да как же могла ты подумать, что я привел бы тебя сюда, если б… О Боже мой…
Поднеся кружку к ее губам, он велел ей немного отпить. Слезы уже высыхали, но страх остался. А кроме страха вдруг навалилась усталость, как будто она и впрямь все утро ходила по лесу пешком, а вовсе не добралась туда на лошади. Тело стало словно свинцовым, было не шевельнуться, но сердце билось, как сумасшедшее. Чувствовал ли он эти удары? Понимал ли, что она как-то стоит на ногах потому только, что он поддерживает ее, а стоит ему убрать руку, и она упадет? И понимал ли, что если и вправду здесь в доме сейчас оказался бы кто-нибудь, она не имела бы сил убежать (разве что он приказал бы?) и что сознание этого во сто крат усугубляло ее страх и превращало его в подлинный ужас?
– Пойдем, – прошептал он ей на ухо. – Тебе нужно сесть, отдохнуть.
Он взял ее за руку и повел по коридору. Первая же дверь оказалась открыта, и Эммелина замерла, пораженная представшей перед ней красотой.
Окно обрамляли пунцовые шелковые шторы, мягких тонов разноцветный ковер покрывал большую часть пола. Узкая, очень высокая кровать с изголовьем красного дерева покрыта была пушистым белым покрывалом. Таких пушистых тканей она раньше не видела, так же, впрочем, как не видела до приезда в Лоуэлл и шелка. На тумбочке стоял фарфоровый умывальный таз, в нем – кувшин. На подлокотнике серого бархатного кресла с высокой спинкой лежала – переплетом вверх – открытая книга. Казалось, кто-то позвал читавшего, но не пройдет и минуты – и он вернется.
– Это Присциллина комната. Она уехала вместе со всеми.
Эту первую комнату она вобрала в себя глазами с порога, в следующую, оказавшуюся комнатой девочек, захотелось войти. (Мальчики размещались в другой части дома, в западном коридоре, рядом с Пейшенс, которая снисходительно относилась к устраиваемому ими шуму. Элайя Стоун, один, занимал все комнаты в северном коридоре.)
Кроватки девочек покрывали яркие лоскутные одеяльца, в общем похожие на те, что делали в Файетте, но сшитые из кусочков материи, по-видимому прежде не бывшей в употреблении. На крашеном кирпично-красном полу нарисованы были цветы. Но Эммелину поразило не столько убранство комнаты, сколько игрушки. Ведь две куклы, которые она разглядела, придя к миссис Магвайр на рождественский чай, были первыми и единственными игрушками, виденными ею в жизни. А здесь, кроме множества кукол, была еще и деревянная лошадка-качалка, были яркие музыкальные шкатулки на столике. Но главное – под окном стоял кукольный дом, такой высокий, что его крыша упиралась в подоконник, и такой вытянутый по фасаду, что, если бы Эммелина легла рядом с ним на полу, ее рост оказался бы меньше длины от угла до угла.
Дом был полностью меблирован. Как зачарованная, она пошла к нему, слабо сознавая, что мистер Магвайр выпустил ее руку и остался стоять у дверей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107