Оно лучше всего остального выражало силу и мужественность Сикандера. В это мгновение она поняла, откуда взялся культ лингама. Поклоняться ему, лаская и отдаваясь, – как же это естественно! Сейчас ей больше всего хотелось поцеловать его. Но как ни сильно было это ее желание, Сикандер остановил ее первые робкие попытки.– Осторожно, любимая! Предоставь инициативу мне. Ты еще успеешь взять свое. – Откинув ее на постель, он улегся рядом.Его поцелуи и ласки опьяняли Эмму. Она сладко стонала, отдаваясь чувственному восторгу. Он терзал губами ее соски, гладил живот и бедра… Потом он прильнул ртом к главному источнику ее наслаждения, заставив ее выгнуться, впуская внутрь себя его язык. Но когда он нашел губами бутон сладострастия, о существовании которого она даже не знала, она ахнула и оттолкнула его.– Не надо, Сикандер! Перестань, умоляю!Он схватил ее за кисти и заставил распластаться на кровати.– Не мешай мне, Эмма. Ничего не бойся. Я не сделаю тебе больно. Ведь тебе не было больно даже в первый раз?Эмма помнила острую боль, пронзившую ее в первый раз. Тогда боль была стремительно излечена восторгом от превращения в женщину.Но сейчас ее мучило другое. То, что он делал, было слишком интимным, личным, ценным, трогательным. Мужчина может проделывать это только со своей женой.– Прости, – прошептала она, чувствуя на глазах слезы.– Тебе не за что просить прощения. Просто ты еще не готова к этой ласке. Ничего, все еще впереди.Ей хотелось крикнуть: «Я никогда не буду к ней готова! Никогда, если мы не поженимся». Однако вместо крика она выдавила жалкую улыбку и сказала:– Я обещаю, что стану штудировать «книжку из-под подушки», пока не подготовлюсь.– Наши усилия не пропадут даром, любимая. – Сикандер нежно коснулся губами ее виска. – Каждую ночь мы будем преодолевать новый рубеж.Он снова стал целовать ее и ласкать грудь. Забыв про слезы, она быстро достигла состояния полной готовности. Он чуть помедлил, делая что-то в темноте со своим лингамом, а потом одним рывком проник в нее. Нависнув над ней, он горячо прошептал:– Ты хочешь меня, Эмма? Скажи, что ты меня хочешь.– Я хочу тебя, Сикандер. О, как же я тебя хочу!Он со стоном задвигался. Его лингам заполнил ее без остатка. Каждый его могучий толчок заставлял ее возноситься на недосягаемые прежде высоты сладострастия. Помогая ему, она все больше приходила в неистовство. О, как она его хотела! Она царапала ему спину, пытаясь превратить его в одно целое с собой. В тот момент, когда ей показалось, что больше она не вынесет, в ее теле произошел взрыв наслаждения. Она превратилась в море, по которому ходят штормовые валы. Именно тогда он ворвался в нее последний раз, с силой, превзошедшей все предыдущие толчки… Это было подобно уходу в небытие и вторичному рождению на свет. Она лежала неподвижно, совершенно обессиленная, все еще содрогаясь от только что испытанного удовольствия.– Я люблю тебя, Сикандер, – выдохнула она, не сумев сдержаться.Он поднял голову. В темноте было невозможно увидеть выражение его лица: луна светила ему в спину.– Подожди давать название тому, что ты ко мне испытываешь, Эмма. Все это для тебя ново, ты только начинаешь познавать восторг. Я подарил тебе удовольствие, и ты решила, что любишь меня. Ты тоже дала мне удовольствие, и мне кажется, что я испытываю к тебе… то же самое.– То же самое… – Его признание доставило ей огромную радость, хотя это было не совсем то, что она хотела бы услышать. – Это правда? – Ее настойчивость заставила Сикандера улыбнуться.– Да, это так. – Он утвердительно кивнул. – Но я слишком циничен, чтобы признаться в своих чувствах. Никогда не следует доверять словам, звучащим в спальне, в павильоне любви, вообще где бы то ни было. Слова бывают лживы.– Верно, ты слишком циничен. Видимо, твой прошлый опыт по части пылких признаний был весьма печальным, и теперь ты полон сомнений и подозрений.Он провел пальцем по ее щеке и сказал тихо, как бы смеясь над самим собой:– Однажды, когда я был еще совсем маленьким, отец сказал мне, что любит меня. Я свято поверил в его слова и решил, что стал неуязвимым: отец не позволит, чтобы кто-то причинил мне боль. Но вскоре после этого мой отец ушел. Он бросил нас с матерью, потому что мы были индийцами – моя мать была стопроцентной индианкой, а я – полукровка. Правители более не поощряли англо-индийские связи, и отец решил не рисковать.– Какой ужас! Где же он сейчас? Может быть, он сожалеет о своем поступке и с радостью признал бы тебя своим сыном.– Он мертв, Эмма. Погиб через несколько лет после того, как нас бросил. Услышав о его смерти, я не зарыдал и не надел траур: для меня он уже давно умер. С тех пор я перестал доверять признаниям в привязанности. Семья моей матери клялась, что любит меня, но все они, каждый по-своему, отреклись от меня, пока я рос. Даже родная мать бросила меня, снова выйдя замуж и нарожав еще детей, уже чистокровных индийцев. Она умерла, прежде чем я успел встать на ноги и обрести независимость. Сама видишь, оснований для цинизма у меня предостаточно!Эмма прижала его голову к своей груди.– Я заставлю тебя снова поверить в любовь, Сикандер. Мы не должны отворачиваться от жизни и от любви только потому, что в прошлом у нас были боль и страдания.Эти слова она адресовала не только ему, но и себе самой: ее юность тоже была полна горьких разочарований. Теперь она знала, что любовь есть: ведь она нашла Сикандера.– Мне тоже хотелось бы верить, что любовь возможна, Эмма, но меня сжигают сомнения. Я стараюсь быть любящим отцом своим детям; я никогда их не брошу, как бросил меня мой собственный отец. Но сказать «я тебя люблю» – выше моих сил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119