– Каким же образом она сделала бы это, мистер Кингстон?Алекс не знал, что в один вопрос можно вложить столько подозрительности и презрения. Он почувствовал себя загнанным в угол.– А таким… Она бы мне спела! Говорят, пение снимает самую страшную головную боль.– Спела?.. Никогда о таком не слыхивала. – Сарказм мисс Уайтфилд не рассеялся, а, наоборот, усилился.– Я ему говорил: мне никто не нужен! Я хотел, чтобы меня оставили в покое. Но таковы традиции, культура… Надеюсь, вы понимаете? Он чувствует ответственность за меня. Я его почетный гость. Вежливость требует, чтобы он постарался излечить меня от боли, вот он и решил прислать мне…– А что это за место? Полумрак, вокруг цветут цветы, уединение… Я уверена, что здесь происходят далеко не невинные вещи.Алексу оставалось уповать, что она не заметит рисунки на стенах, в противном случае ее уверенность только возрастет. Она опять увидит торчащие лингамы, женщин, ублажающих мужчин, мужчин, ублажающих женщин. Это ведь не что-нибудь, а павильон любви! Главное, чтобы она не посмотрела на потолок: красовавшееся там изображение оживало, когда свет падал на него под определенным углом… К счастью, единственная лампа давала не слишком много света. Если он сделает вид, что обижен ее подозрениями, и перейдет в наступление…– Это спальный павильон, – промямлил он. – А вы что вообразили? Неужели у вас, мисс Уайтфилд, настолько извращенное воображение? Как вы могли подумать, что я способен затащить эту… этого ребенка к себе в постель? Ее прислали сюда петь! Могу себе представить, как она напугана! Наверное, она никогда прежде не выступала перед чужими… Сакарам! Да скажи ты ей, что я не кусаюсь! А потом пускай споет – и дело с концом. После этого все пойдут спать. Глядишь, мой сон никто больше не нарушит до самого утра.– Надеетесь, что я поверю, будто это дитя просто должно было спеть вам песенку? – Наверное, гималайские снега и те были теплее ее тона. – Разве она перепугалась бы так сильно, если бы речь шла просто о пении?– А разве кто-нибудь ее предупредил, что ей предстоит только петь? Она вполне могла нафантазировать невесть что, но я ожидал от нее только пения. Увидев вас вдвоем, я испугался, что вы не дадите мне уснуть своими завываниями. Потому и встретил вас так нерадушно.На этот раз он попал в точку. Выражение лица Эммы подсказало, что его слова произвели на нее ожидаемое впечатление. Ведь он действительно встретил женщин негостеприимно. Пока она переваривала услышанное, Сакарам поговорил с девочкой, и та просияла. Выражение страха на ее лице исчезло бесследно.– Да что с ней? – спросил Алекс у кхансамы на урду. – Неужели она действительно так сильно меня боится?– Кто разберет, что на уме у женщины, саиб? Не знаю, боится ли она вас, но она очень расстроилась, когда ее вызвали к вам, а не к моему господину. Она всего лишь служанка одной из господских жен, а мечтала, видно, стать наложницей. Если бы первым у нее стали вы, она бы не смогла потом перейти к хозяину. Прощай, мечты!«Если бы первым у нее стал я, это было бы для нее как зараза; мне пришлось бы забрать ее с собой. Сайяджи – хитрый старый лис, хотя и печется о моем благе. Или делает вид, что печется».– Это правда? – напрямик спросил Алекс у девочки. Она уже достаточно пришла в себя, чтобы робко посмотреть на него из-под длинных черных ресниц. – Ты так любишь своего господина?– Если бы я была его женой или просто наложницей, я бы совершила сатти после его смерти.Ответ произвел сильное впечатление. Так называлось самоубийство индуистских вдов, которые, невзирая на изданный несколько лет назад британцами запрет, кидались в погребальные костры своих мужей, не в силах перенести разлуку с ними. С пафосом, свойственным юности, девушка добавила:– Но я мало чего стою, саиб. Теперь я это поняла. Я – всего лишь служанка. Я не имею для него никакой цены, иначе он не пожелал бы отдать меня вам.– О чем у вас разговор? – вмешалась Эмма. – Я просто обязана выучить несколько диалектов этой страны, иначе так никогда и не пойму, что происходит у меня под самым носом.Алекс улыбнулся с невинным видом:– Мы говорим о моих предпочтениях в музыке. Жаль, девочка не знает ни одной песни из тех, которые я бы хотел послушать, так что я могу смело отправить ее обратно без риска обидеть.– А как же ваша головная боль? Можем мы как-нибудь ее облегчить, раз уж мы здесь?Негодование сменилось у Эммы заботливостью. Алекс решил воспользоваться этим.– Если вы действительно хотите мне помочь, мисс Уайтфилд, то я вам подскажу, как это сделать. Только, боюсь, вам это не понравится.– Нет уж, подскажите. Я сделаю все, что смогу. Главное, чтобы это не заняло слишком много времени. Уже поздно, и бедняжке давно пора спать. Ведь это еще совсем ребенок.«Верно, только этот ребенок обучен доставлять мужчине удовольствие так, как вам и не снилось, уважаемая мисс Уайтфилд. Ребенок, готовый броситься в огонь, следуя своим романтическим представлениям о любви. Ах, мисс Уайтфилд, вы единственное здесь невинное и наивное создание!»– Сакарам! Мисс Уайтфилд права. Девочке давно пора спать. Ты и кхансама отведете бедняжку обратно в зедану. Мисс Уайтфилд скоро последует за вами.– Подождите! – Эмма так резко дернула головой, что тонкая вуаль, накинутая ей на голову, оказалась на мраморном полу. – Может быть, им не надо торопиться? Мне нельзя оставаться с вами наедине в такой поздний час.– Вернешься через час, Сакарам, – приказал Алекс. – К тому времени у меня пройдет головная боль.– Но… – Мисс Уайтфилд сделала недоуменный жест. – Лучше сначала скажите, что вы хотите у меня попросить.Мисс Уайтфилд поразилась бы, если бы он честно признался, о чем хотел ее попросить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119