Алекс готов был сознаться, что души не чает в дочери и чрезмерно ее балует; ни одно создание женского пола еще не удостаивалось такой его безграничной любви, как она. Наверняка мисс Уайтфилд была в детстве такой же, как его Виктория, и тоже казалась окружающим слишком прямолинейной и пытливой.Виктория с ее изменчивой натурой никогда не найдет себе места в индийском обществе. Примет ли ее британское общество, будет видно дальше. Именно из этих соображений он решил нанять няню. При всей смуглости Виктории и ее экзотической внешности он надеялся, что европейская одежда и европейское образование, а также отцовские деньги дадут ей шанс… Алекс не собирался складывать оружие.Мисс Уайтфилд стала бы для Виктории прекрасной няней: она была бы блестящим примером настоящей британской леди – стального клинка в шелковой обертке, хотя она и избегает шелка, отдавая предпочтение простым грубым тканям, не гармонирующим с ее женственностью. Впрочем, она хороша и так.Как ему хотелось приподнять москитную сетку, заключить своевольную мисс Уайтфилд в объятия и, призвав на помощь многолетний опыт, показать ей все, на что он способен в любви. Но всему свое время. Сначала документ, потом удовольствие. Когда появятся палатки, ее судьба будет решена. Он выйдет на поле брани, чтобы превратить девственную мисс Уайтфилд в женщину. Только затем он примет окончательное решение, как с ней поступить.Эмму разбудило движение. Барка уже не стояла, а скользила по воде. Слух и обоняние подтвердили догадку: она услышала ритмичный плеск и ощутила резкий запах гари. Голоса людей были так же тихи, как звуки самой реки, с удивительной нежностью покачивавшей барку. Ни разу за все время со дня прибытия в Индию она так хорошо не спала!Открыв глаза, Эмма увидела над собой ослепительно голубое небо. Кто-то, скорее всего Сакарам, убрал каркас сетки и свернул навес. Она была одна в тени, отбрасываемой перегородкой: кресло Кингстона пустовало. Сладко потянувшись, она села и огляделась.Рядом стоял столик, накрытый фарфоровой посудой и столовым серебром. Под креслом лежала ее дорожная сумка, рядом с ней белела ночная ваза с крышкой. Сакарам, как всегда, позаботился обо всем. А она так несправедлива к нему! Возможно, другие мэм-саиб привыкли к безупречной исполнительности индийских слуг, но для Эммы это все еще было в новинку. С одной стороны, этим было трудно не наслаждаться, но с другой – ее тяготило чрезмерное внимание Сакарама. Ей было неприятно, что над ней тряслись, как над беспомощной калекой, не хотелось зависеть буквально во всем от посторонних. Дома, в Англии, ей часто случалось еще с утра отпускать слуг, чтобы весь день со всем управляться самой. Отец и брат все равно не давали им скучать.Эмма встала и приготовилась достойно встретить наступивший день. Видимо, Сакарам только этого и ждал, потому что, выждав из деликатности некоторое время, он хлопнул в ладоши, сообщая о себе, после чего осведомился, готова ли она выпить чаю. Отодвинув парусину, Эмма улыбнулась насупленному индусу в безукоризненном белом одеянии.– Вполне готова, Сакарам. Благодарю за все, что вы для меня делали и делаете. Очень вам признательна.Лицо Сакарама осталось непроницаемым.– Я стараюсь, мэм-саиб, хотя мои старания не всегда приходятся вам по вкусу.– Еще как приходятся! Простите меня за вчерашнее. Усталость и неудобства в пути сделали меня капризной.– Ничего страшного, мэм-саиб.Сакарам щелкнул пальцами, и уродливый человечек в набедренной повязке и грязном тюрбане пополз, как краб, за использованной Эммой ночной вазой, чтобы убежать с ней и выплеснуть ее содержимое за противоположный борт. Она поняла, что это уборщик – представитель низшей касты, в обязанности которого входит опорожнять ночные горшки, убирать с глаз дохлую скотину и выполнять прочие неприятные обязанности. Сакарам относился к нему как бог, снисходительно терпящий рядом простого смертного, что не могло не злить Эмму. Она тем не менее продолжала улыбаться, решив, что не будет третировать Сакарама так, как он сам третирует стоящих ниже его.– Доброе утро, мисс Уайтфилд! – Рядом с Сакарамом внезапно вырос Кингстон. – У вас отдохнувший вид, прекрасный цвет лица, щечки розовые, и эта белая вещица… – Он указал на рифленую блузку с высоким воротом, которую она надела к темно-синей юбке. – Она очень вам идет. Белое подходит вам больше, чем ваши излюбленные темные тона, хотя я обрадовался бы еще больше, если бы увидел вас в чем-то ярком, радующем глаз.Эмма не знала, что ответить. Его слова больше всего походили на комплимент.– Я действительно хорошо выспалась, мистер Кингстон. Наверное, мне на пользу речное путешествие.– Прекрасно! Будем завтракать и любоваться видами.Он подал ей руку и повел обратно к креслу, спинку которого Сакарам уже успел привести в вертикальное положение. На Кингстоне были вчерашние сапоги и бриджи, зато свежая рубашка. Он еще не успел прикрыть голову топи. Эмма тоже пока оставалась с непокрытой головой. Сапоги Алекса были начищены до блеска – Сакарам, по ее разумению, должен был посвятить им по меньшей мере половину ночи; на желтых бриджах не было ни пятнышка. Сакарам и впрямь был первоклассным слугой.Был подан изысканный завтрак: бараньи отбивные, почки на тостах и маленькие слойки с карри, которые Эмма уже успела полюбить. Она заметила, что их трапеза была выдержана в европейском стиле, и решила, что Сакарам стремится представить своих хозяев важными персонами и тем самым поднять собственный статус.Завороженная зрелищем, живописных берегов Ганга, Эмма не замечала, как бежит время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119