И сейчас, выйдя из стен казармы, он отправился вдоль улицы, совершенно не думая о том, куда она ведет. Ему хотелось идти и идти, дышать полной грудью, любоваться деревьями, домами, встречными людьми, прозрачным небом. Впервые за пять лет он мог шагать не вытягиваясь в струнку перед встречными офицерами и не думать о том, чтобы не опоздать к указанному в увольнительной часу. Теперь он мог гулять сколько угодно. Сердце стучало взволнованно, ноги, не чувствуя земли, неудержимо стремились вперед.
Вот уж город с красивыми домиками, с садами, балконами и мезонинами остался позади. Перед ним в осеннем наряде, словно в оперении райских птиц, предстал старинный парк.
Долго бродил Василий по тенистым аллеям, шурша опавшими листьями, вдыхал пьянящий горьковатый запах увядающих цветов и трав.
Вдруг перед ним раскрылось огромное озеро, в темных водах которого отражались великолепный белокаменный дворец и пестрое убранство древнего сада.
Василий застыл как зачарованный, он никогда и нигде не видел столь великолепного и живописного пейзажа. В саду было тихо, но не мертво; щебет еще не улетевших птиц оживлял его тонкой и нежной музыкой.
Узкой густой аллеей, окаймляющей пруд, Василий подошел поближе к дворцу. Сквозь открытые окна ему хорошо было видно роскошное убранство комнат: гобелены, картины, ковры, множество всевозможного оружия.
Заметив постороннего наблюдателя, к нему подошел сторож – дряхлый худенький старичок.
– Засмотрелся, солдатик? – мягко спросил он.
– Никогда не видел таких чудес, – сказал Василий. – Будто это и не людьми создано.
– Нет, любезный друг, все это сделали простые русские люди, вроде как мы с тобой. Сам-то откуда будешь?
– Тульский я.
– Из мастеровых, значит. В Туле, известно, все мастеровые. Вот видишь, оружие-то развешано. Так вот, говорят, почти все оно туляками сделано. Так и другое разное… Все народ делал. Крепостные мужики. Дворец-то этот, сказывают, еще князь Меньшиков, друг Петра Великого, строил…
«Вот бы Веру сюда, – подумал Василий. – Голова бы у нее закружилась от такой красоты…»
Покурив с дедом, он вышел из парка и направился через город в другую сторону, где, по его расчетам, находилось море.
Ему хотелось осмотреть все достопримечательности Ораниенбаума, особенно море, которое давно манило его к себе.
Скоро дорога свернула в сосновый бор и стала подниматься в гору.
Он шел лесом все дальше и дальше, вдыхая бодрящий, смолистый воздух. Ему хотелось забраться в самую глушь… Вдруг сосны стали редеть; и за ними открылся безбрежный, синий морской простор.
Василий чуть не закричал от восторга.
Усевшись на камень, он долго смотрел в серовато-синюю даль и думал о жизни.
Жизнь представлялась ему таким же безбрежным морем. В ней, как и в море, можно было наметить много разных путей. Но из всех этих путей надлежало выбрать один, по которому и следовало идти всю жизнь. И здесь в тихий вечерний час Дегтярев принял твердое решение: посвятить свою жизнь оружейному делу.
Оставалось лишь решить: ехать в Тулу или работать здесь…
– Пойду к Михаилу, – прошептал Василий. – Расскажу ему обо всем. Подумаем вместе!
И, еще раз взглянув на море, загоревшееся от вечерних лучей разными красками, он, радостный и счастливый, зашагал к казарме…
Разговор с другом вернул размечтавшегося Василия к реальной действительности.
Ему следовало думать не о красотах природы, а о насущном хлебе: о матери и маленьких братьях, бедствующих в Туле.
«Нужно ехать в Тулу, – думал он. – Там и домишко, наверно, развалился, и сад заглох, и кузня запустела…» Как ни хороши были окрестности Ораниенбаума, а сердце его рвалось в родные места: к небольшой речке Упе, к дремучим яснополянским лесам, где дубы и липы в три обхвата.
«Тут я буду как бобыль, а там свой угол, родные, близкие…»
Все складывалось к тому, чтобы ехать в Тулу, но жалко было расставаться с полюбившейся ему оружейной мастерской, с добрым наставником Филатовым, с мечтами об изобретательстве, которые здесь еще больше окрепли и не давали ему покоя…
Утром Дегтярева неожиданно вызвали к Филатову.
– Ну как, Дегтярев, посмотрел город?
– Так точно. Город замечательный.
– Раз так, оставайся у нас вольнонаемным. Снимешь поблизости квартиру, будешь жить припеваючи. Тебе, брат, учиться надо, а в Туле ты ничему не научишься. Оставайся, дело тебе дам хорошее.
– Я бы охотно, да домой тянет!
– Ну что ж, съезди домой, повидайся с родней, погости, осмотрись, женись, а потом с молодой женой и приезжай. Место оставлю за тобой.
Василий поблагодарил. Такой вариант его устраивал больше всего. И, дав Филатову слово не позже как через месяц вернуться, стал собираться на родину…
Из Тулы Василий вернулся очень скоро.
Передав Михаилу скромные подарки от родных, рассказал, что в Туле жизнь очень плохая, за войну все обносились и обнищали, на заводе сокращение, и устроиться на работу нет никакой возможности.
– Ну что же, Васюха, оставайся здесь – будем жить вместе, – сказал Михаил. – Подыщешь комнатку, выписывай Веру, я буду к вам в гости ходить…
После разговора с другом Василий пошел к Филатову и сообщил о своем решении остаться в Ораниенбауме.
Встреча с Федоровым
Оставшись вольнонаемным, Дегтярев перешел работать в маленькую мастерскую, созданную при Оружейном полигоне, начальником которого был Николай Михайлович Филатов.
Мастерская помещалась в небольшой комнате деревянного дома, стоящего на краю огромного поля, именуемого полигоном.
В ней оказалось всего три станка: токарный, фрезерный и сверлильный и несколько верстаков с тисками для слесарных работ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187