«И так сойдет, и так сойдет». Что, надеть нечего?
Надеть было чего. Подобрав с пола оброненную банку, они прошли сквозь примолкшую толпу танцоров. Данила снова склонился к человеку-оркестру и что-то ему сказал. Возвращался в свой угол он как победитель. Снова взгляд Насти был на него обращен.
– Ну ты и ухарь, – восхищенно промолвила она.
«Вот человек, который ничего не боится, – подумала Настя. – Он, и только он посмеет ей прислать нежное письмо. Макс ему даже в подметки не годится. А как Макс танцует? Наверно, кроме современного топтанья на месте, ничего не умеет». Следующий танец она решила отдать Даниле. Инцидент был исчерпан. Человек-оркестр склонился над микрофоном и объявил:
– А эта песня посвящается моему другу Даниле и его девушке.
На танцплощадке раздались аплодисменты. Данила коротко раскланялся по сторонам. Макс стоял как оплеванный. Получается, за него заступился его друг, а он не мог постоять за себя. Хоть сквозь землю провались. Человек-оркестр опустил пальцы на клавиши синтезатора и запел.
Песня была красивая. В ней рассказывалось о бедном юноше, влюбленном в недоступную прекрасную горянку. Быстрый конь не смог унести его от погони. Юноша умирает и поет гимн своей любимой. Горловое пение, как клекот орла, срывалось с уст певца.
А Настя с Данилой танцевали. Выждав четыре такта, они начали танго с тонкой ритмичностью, с большим достоинством и милой старинной грацией.
Она положила левую руку в белых перчатках на спину партнера, касаясь ее только кончиками большого и указательного пальцев, и не отводила с его лица взгляд. Им уступили место в центре площадки. Данила, несмотря на свой богатырский вес, с поразительной легкостью летал во время танца. Вот где нужна выучка и еженедельная практика. Макс пожалел, что в свое время не записался в драмкружок, там заодно учили и танцевать. Как бы это умение ему сейчас пригодилось. А в центре площадки шел странный разговор.
– Ты ничего не хочешь мне сказать? – спросила Настя, стараясь по глазам партнера разгадать его мысли.
– В рифму? – Данила хохотнул.
«Вот это уже близко, – подумала она. – Не хочет первый признаться, что это его послание. Играется, как кошка с мышью. Негодник. А как замечательно он танцует. И какие крепкие у него руки. Хорошо, что он их редко распускает. Гм… Не сознаётся, а намекает, что письмо было в рифму. Ждет с ее стороны новых уступок. В этом весь он, Данила. Так ему и созналась, что жду от него объяснения. Как же, сейчас». Настя уже забыла, что задала ему наводящий вопрос. Танец приближался к концу, а она была так же далека от разгадки, как и в самом его начале. «Не клещами же из него вытягивать признание, и так почти призналась первая. А он только сопит, паразит».
– Ты чего молчишь?
– Песню слушаю.
– А сам сочинить не можешь?
– Могу.
– Сочини.
– Уже.
– Не прочитаешь?
– А ты хочешь?
– Хочу! – созналась Настя. Созналась и спросила прямо в лоб:
– Это ты?
– Я, а то кто же! – Данила светился от счастья.
Настя хотела первый раз в жизни употребить ласковое слово «Данилушка», но в это время танец закончился. Для нее теперь стало ясно, кто был автором письма. Как волны накатывали одна мысль на другую. «Написал и не сознается, а издевается. Ох, Данилушка. Вот нахал». Ей больше ничего не надо было от него. Пока. Она приходила в себя. Сейчас она поставит его на место, изменив к нему отношение. Пора проявить холодность. Пусть не ведет себя, как деспот или Чингисхан. Порядки еще свои будет устанавливать на танцплощадке. А когда он подружился с музыкантом? Надо будет узнать у Максима.
Данила проводил ее к Анне Николаевне и Максу.
– Классно танцуете, – с постной рожей заявил Насте стоящий бедным родственником Макс.
А она, решив действовать по принципу «разделяй и властвуй», и вытащила для Макса пряник.
– Ничего, я тебя за вечер обучу, – успокоила его подружка, – Данила хорошо танцует, ему уроки не обязательны, а тебе пойдет на пользу моя учеба, приедешь в Москву, классным танцором будешь. Кстати, надо будет и Гарика обучить, если он не умеет.
Данила незаслуженно, ни с того ни с сего получил удар кнута. Правильно говорят: чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей. Он не мог понять резкую смену ее настроения. Он так красиво ее вел, нигде не споткнулся, на ногу не наступил, был самим воплощением рыцаря и джентльмена – и на тебе. За что ему дали на весь вечер отставку? Додумать он не успел. К танцплощадке приближался Гарик. Ах, вот кто причина? А он погрешил на Макса.
– Во, ишака привел, – злорадно заявил Данила, указывая Насте на приближающегося Гарика. – Обещал тебя сегодня джигитовке обучить. Танцы отменяются.
Запыхавшийся Гарик поднялся наверх.
– Добрый вечер.
Он удивленно смотрел на Макса и Данилу, а те на него. Если Макс и Данила были одеты как все, то он вырядился в горский костюм. На ногах легкие ичиги, на голове черная папаха, черкеска, а на поясе бутафорский или настоящий кинжал.
– Привязал к дереву? – тут же спросил его Данила, напоминая про платок.
Гарик покраснел и сказал:
– Привязал.
Оскорбленная Настя отвернулась. Про платок она ничего не слышала, а слышала про ишака. Она знала, чьи это шуточки. Так по-дурацки мог шутить только Данила.
– Как будто в другой вечер нельзя покататься на ишаке, – заявила она Гарику. Он непонимающе смотрел на нее. Тогда Настя спросила его:
– Тебе передали приглашение на танцы?
– Да, мне ребята передали твою записку.
Данилина шутка начинала выходить ему боком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35