Чтобы выглядело, как суисидио, понимаешь? Залез на лестницу, привязываю веревку, и случайно, чувак, совершенно случайно нажал на рубильник. Ворота начали закрываться, а у меня рука засунута за направляющие, и эта чертова цепь затянулась вокруг нее и просто… мира… посмотри, что сделалось! Долбанная цепь просто-напросто оторвала мне руку!
Норберто подавил смешок.
– Ке варваро, мужик!
– Ничего смешного, пендехо!
Норберто поспешно выпрямился, скорее от испуга, чем из сострадания.
– Прости, мужик!
– Пинче-пута-мадре, каброн!
Пока Амадо заглатывал новую порцию «эррадуры», Норберто отрезал от лайма еще кусочек и бросил в рот боссу, не забывая беречь пальцы от его зубов.
– Мужик, лас-плакас будут разыскивать тебя по отпечаткам пальцев!
Амадо покачал головой.
– Я был в перчатках.
– Что толку, патрон, ты же оставил там всю свою долбанную руку! Они снимут отпечатки прямо с твоих долбанных пальцев!
Лицо Амадо исказилось от досады.
– Карахо!
– Ты попал, мужик!
Амадо обернулся к Норберто.
– Иди туда и принеси мою долбанную руку, пендехо!
– Аора?
– Си, аора!
– А как же врач?
– Не запирай дверь!
– Знаешь, в нашем районе слишком опасно оставлять дверь незапертой!
Амадо опять угрожающе посмотрел на Норберто, тот отдал ему остатки лайма и поспешил к выходу.
5
Боб валялся на кушетке перед телевизором в классической позе среднего американца; просторная футболка задралась, оголив полоску волос у пупка, босые ноги свисают через край, голову подпирают две скомканные подушки. Вообще-то он был недурен собой – не писаный красавец, но, по любимому определению Моры, в меру привлекательный. Правильные, симметрично расположенные глаза, ничем не выдающийся нос. Бородка скрывала сильный подбородок вместе с ямочкой, однако, как считал Боб, эта потеря компенсировалась тем, что волосяной покров подчеркивал губы. Он знал, что при его довольно заурядной внешности губы отличались необычайной чувственностью.
Боб отхлебнул пива и слегка переменил позу, устраиваясь поудобнее.
Кушетка была застелена грубым покрывалом типа марокканской дерюги, которое Боб называл «простыней из-под хиппи», поскольку очень часто разговоры на нем заходили о гашише и Амстердаме. Это покрывало и все остальное в квартире, Боб приобрел с рыночных лотков старьевщиков и в магазинах подержанных вещей. Оно пришлось ему по вкусу именно тем, что не гармонировало ни с одним предметом обстановки – ни с серебристо-розовыми виниловыми креслами из салона красоты, ни с мексиканским кофейным столиком из резного дерева с кафельной поверхностью, ни с китайскими пейзажами на черном бархате.
Боб наслаждался эклектическим духом своего жилища. Дома он ощущал себя художником.
Хотя телевизор был включен, Боб не обращал на него внимания. Он разглядывал полароидную карточку и сам не понимал, не мог с точностью определить или описать словами, что влекло его с такой неодолимой силой к изображению женщины на татуировке. Во всяком случае, не тот интерес, какой он испытывал к обычной графической порнографии, к откровенным фоткам глазастых юных красоток, готовых трахаться во все дыры. Возможно, притягивала именно простота рисунка, отсутствие глянца и цветных оттенков. Боб не знал наверняка, но только очертания женского тела по-настоящему возбуждали его своею непостижимой истинностью и даже, как ему казалось, живостью. Он просто вспыхивал, как до предела накачанная паяльная лампа!
Из состояния транса его вывел скрежет ключа в замке. Вошла Мора, бросила на стол связку ключей и сказала с порога:
– Мне необходимо позаниматься йогой.
Боб сел на кушетке.
– Может, хочешь выпить?
– Боб, я стараюсь очистить свой организм, а не отравить его еще больше.
Он опрокинул в себя остатки пива и понимающе кивнул. Антиокислители, шлаковыводители, герба-вита-оздоровители… Боб знал, чем занимается на работе Мора, и с терпимостью относился к ее бзикам. Он вообще считал себя очень покладистым человеком.
– Паршивый день выдался?
– Наверно, мне следовало стать врачом; может быть, тогда они бы слушались меня, а не ждали, чтобы я вместо них драчила им члены. Ведь ты бы не стал просить врача подрачить тебе член?
– Хм… Может, и попросил бы, если б врач был похож на тебя.
Мора угрюмо промолчала, удалилась на кухню и стала просматривать сегодняшнюю почту.
Боб встал с кушетки и пошел вслед за ней. Он обнял Мору сзади одной рукой и поцеловал ее в шею.
– Это тебе комплимент.
– Не сейчас.
– Почему?
– Потому что я ухожу на занятия йогой.
Боб разочарованно поплелся к холодильнику, достал себе новую бутылку пива, с шипением открыл и сделал большой глоток. Потом устремил взгляд на Мору – тонкая фигурка, красивое личико, уверенная осанка. Он любил ее. Или, точнее, любил отдельные части ее тела, ее личности. По его убеждению, некоторые составляющие Моры просто не имели себе равных на всем белом свете. Например, груди или обалденное чувство юмора – если, конечно, у нее хорошее настроение. Или вот еще язык. Подбородок. Ушки. Стройные ножки с маленькими ступнями. Боб мог подолгу мысленно разбирать ее на желанные и лишние кусочки, наделяя их, по мере измельчения, все более подробными спецификациями. Расчленяя Мору… Отличное название для кинофильма!
– Мора, мне, правда, очень хочется!
– А мне, правда, очень не хочется!
– Ну, пожалуйста!
– Если невтерпеж, сходи и подрачи!
Боб презрительно фыркнул. Он слышит это уже не впервые. Будто мастурбация – решение проблемы!
– К твоему сведению, есть мужики, которым нравится заниматься любовью с живым и теплым женским телом!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86