Дядя Миммо поздоровался с бригадиром, тот небрежно кивнул в ответ и направился, как обычно, к полке с мужской косметикой.
Дядя Миммо коленом задвинул коробку с арбалетом поглубже под прилавок. При этом табуретка, на которой он сидел, опасно накренилась на двух ножках. Дядя Миммо почувствовал, как жесткое ребро полки уперлось ему в колено, понял, что не сможет затолкнуть арбалет дальше, и привстал, отчего табуретка с сухим треском грохнулась на плиточный пол.
Шум прервал размышления бригадира, который в эту минуту, нацепив на нос очки, читал этикетку на тюбике с кремом для бритья – он как раз собирался сменить крем – и никак не мог решить, брать его или нет. Услышав грохот, бригадир с тюбиком в руке на секунду выглянул из мушиного угла и снова спрятался за полками.
Дядя Миммо с облегчением вздохнул.
Тут скрипнула дверь и, тоже как всегда, поднялся легкий сквозняк, который, как хорошо знал дядя Миммо, – еще один феномен, – продолжал гулять по помещению еще какое-то время, хотя дверь за вошедшим клиентом уже закрылась.
– Прошу вас, подождите снаружи, я вас скоро обслужу, – сказал он, оборачиваясь, и в тот же миг ему в нос уперлось что-то твердое и холодное, а перед глазами возникла бледная физиономия, которую он из-за своей близорукости толком не рассмотрел. Вошедший издал какой-то звук, какой – дядя Миммо не понял. «Деньги, старик!» – заорал тот. Твою мать, мелькнуло в голове дяди Миммо, это же ограбление!
До сих пор с ним такого не случалось. Его охватила паника. Он успел подумать об арбалете, о бригадире, а потом уже не думал ни о чем. Грабитель надавил пальцем на кнопку, отпирающую кассу. Касса сделала «дзынь!», потом «тр-рак!», отчего вздрогнул весь прилавок. Бригадир, читавший этикетку очередного тюбика с кремом, услышал этот звук. Он оторвался от чтения, выглянул из угла с мухами и увидел, что происходит. Моментально оценив обстановку, резко крутанулся на месте почти на полные сто восемьдесят градусов, одновременно доставая оружие. Держа пистолет обеими руками, он сделал шаг в сторону, уходя с линии огня, поднял оружие почти к самому носу, на котором у него сидели очки, согнул локти, прижался спиной к стене, вернее, к полкам с предметами мужского туалета, и взял налетчика на прицел, готовый спустить курок. Из рук у него выпал и с глухим стуком шлепнулся на пол тюбик с кремом для бритья.
Все, что происходило дальше, дядя Миммо помнил в таком порядке: бригадир что-то крикнул, но слишком громко, чтобы понять, что он кричит; вслед за тем слева раздался жуткий грохот, а за ним нестерпимый звон, от которого, казалось, лопнет башка. Дядя Миммо широко раскрыл глаза. Что-то брызнуло ему в лицо. Это были бригадирские мозги.
Как и многие, дядя Миммо видел по телевизору документальный фильм о покушении на Джона Кеннеди. Ошметки мозгов американского президента облепили, словно пена в автомойке, багажник автомобиля с откинутым верхом, в котором тот ехал. Эта картина вдруг всплыла перед глазами дяди Миммо, и он почему-то подумал, что президент Соединенных Штатов Америки не может вот так умереть с красным кружком посреди лба, похожий на индийскую женщину, – это неправильно. Но бригадир-неаполитанец (а он правда был из Неаполя) умер именно так: с кружком во лбу, забрызгав все вокруг собственными мозгами, в общем, точь-в-точь американский президент.
Должно быть, что-то подобное пришло в голову и тому типу, который стрелял, потому что дядя Миммо услышал его вопль: «Твою мааааать!» Секунду спустя тот уже удирал со всех ног с зачехленным ружьем в руке, а дядя Миммо недоумевал: как это ему удалось так быстро спрятать ружье в чехол. Вот это трезвость ума!..
– Так это было ружье, а не пистолет! Вот почему ему разнесло башку! – громко охнул дядя Миммо и без сил рухнул на табуретку.
– Из-за звона в голове, черт побери, я не смог рассмотреть этого сукиного сына, – уже прощаясь на улице с друзьями, говорил дядя Миммо, поднимая воротник куртки. – Помню только, что рожа у него была, как будто он приложился ею к раскаленному противню для пиццы!
– Где ты покупал это мясо, Тони?
– Где ты покупал это мясо, Тони? – Дядя Сал на свой манер пытался оживить атмосферу на барбекю у Тони. – Оно с душком! Я тебе тыщу раз говорил, чтобы ты брал мясо в лавке Тано, у которого родственники в Аргентине!
– Там было закрыто, дядя Сал, – с напускной веселостью отозвался Тони. – Но ты подал мне отличную идею. В следующий раз я угощу тебя таким мясом, пальчики оближешь!
Дядя Сал довольно рассмеялся.
Сегодня на барбекю собралась вся семья.
Четтина – жена Тони, нарядившаяся в ярко-зеленое атласное платье. Три сестры дяди Сала: Агата – вдова, мать Тони и Рози; Кармела – старая дева; Розария – мать Алессии, Минди, Чинции и Валентины, тоже вроде бы вдова – во всяком случае, ее муж, Луллио Карузо, исчез, хотя никто никогда не видел его трупа. Изредка поминая пропавшего без вести мужа, Розария никогда не забывала подчеркнуть: «Ну и бабник был, жуть!» Из-за этих слов многие подозревали, что Сал Скали приложил руку к его исчезновению. Родственники из тех, кого принято называть «седьмая вода на киселе»: сыновья эмигрировавших кузенов, внуки умерших дядюшек, чьи-то дедушки, бабушки в черных платьях и шалях, – эти смотрелись на общем фоне словно пятна на шкуре далматина. И наконец, Алессия, Минди, Чинция и Валентина Карузо.
Младшая сестра Тони Рози – младше брата лет на пятнадцать-двадцать, если б еще знать точный возраст Тони, – сидела на плетеном диване («смерть чулкам, чтоб ему пусто было») и с беспокойством оглядывалась по сторонам.
– Черт, – сказала она, обращаясь к Чинции, – только бы Стив сюда не притащился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61